Минди пожала плечами и пошла обратно, но, пройдя пару шагов, снова развернулась ко мне.
— Нужно поговорить, — заявила она.
Сердце ушло в пятки. Неужели пришло время расставить все по своим местам? Неужели сейчас она скажет, что они с Питером любят друг друга? Минди взяла меня за руку и повела в пустой угол павильона. Я катила перед собой коляску.
— Послушай, Минди. Сейчас не время. Со мной дети. Мы не можем говорить об этом при них.
— Почему же, можем.
— Прости, но пока их мать — я.
— Господи, я знаю. Слушай, Джулиет, я не такая идиотка, чтобы не понимать, что происходит.
— Ах, значит, ты все понимаешь?
— Да. Но у нас с Питером ничего нет. Мы просто работаем вместе, вот и все.
— Прости, но мне почему-то кажется, что вы работаете слишком тесно. Мне самой со многими приходилось работать, но мы никогда не были с ними так… как бы это сказать? Близки.
— Но ты ведь никогда не снимала сериалы. Это совершенно другой уровень напряжения и затрат времени. Нам с Питером просто приходится проводить вместе по пятнадцать часов в день.
— Что-то не похоже, чтобы кто-то из вас был против.
— Просто мы нравимся друг другу. Мы с ним друзья. Ты что, не понимаешь, как Питеру тебя не хватает?
— Послушай, Минди. Я не знаю, чего ты добиваешься, но сейчас у меня на это нет времени. Меня ждет одно очень важное дело. Но сначала нужно куда-то пристроить детей. Поэтому я хочу найти Питера и убраться отсюда к чертовой матери.
— Я же сказала, оставь их со мной.
— Нет.
— Джулиет, я лесбиянка.
— Что?
— Я лесбиянка. Видишь вон ту женщину? — Она указала на высокую женщину спортивного телосложения с коротко стриженными светлыми волосами, склонившуюся над телекамерой. — Это моя девушка. У меня ничего нет с твоим мужем. Я встречаюсь с ней.
У меня отвисла челюсть. Я не знала, что и сказать.
— Господи. Ну я и дура. Прости меня, Минди. Я теперь даже не знаю, как мне перед тобой извиняться.
— Ты не дура, а молодая мать и жена потрясающего сексуального мужчины, который в последнее время слишком редко бывает дома. С тобой все в порядке. Ты просто ошиблась.
— Точно. И почему мой ненормальный муж ничего мне не объяснил?
— Не знаю. Может, решил, что это слишком личное. А может, просто даже не подумал, что ты можешь его ревновать. Думаю, он любит тебя так сильно, что ему и в голову не приходит, что ты можешь подозревать его в измене.
Внезапно я вспомнила, где уже должна находиться.
— Минди, так ты присмотришь за детьми, пока Питер не вернется?
— Конечно. С удовольствием, — улыбнулась она.
— Замечательно. — Я подошла к Руби и присела рядом на корточки. — Ну что, малышка, все в порядке?
— Угу, — заявила она. — Меня просто удивил этот мертвый дядя. Все хорошо. Это ведь понарошку. Как в комиксах.
— Точно. Это все ненастоящее. Послушай, Руби. Маме нужно сейчас уехать, а ты побудешь здесь с Минди. Тебе понравится!
Руби недоверчиво посмотрела на меня. Но тут Минди наклонилась и сказала:
— Хочешь, зайдем в гримерную, и тебя накрасят?
Руби кивнула.
— Вот и чудесно, моя золотая. Отличная мысль. А скоро приедет папа. — Я передала Минди сумку с подгузниками Исаака. — Спасибо, Минди. Это так мило с твоей стороны. И передай Питеру, что как только я освобожусь, сразу поеду домой. И еще раз прости меня.
Она улыбнулась, помахала мне рукой и пошла куда-то с Руби и коляской. Я проводила их взглядом, выскочила из павильона и села в машину. Уже заворачивая на Мелроуз-авеню, я стала искать в сумочке визитку детектива Блэк. Откопав ее, я набрала указанный номер. Голосовая почта. Что же еще. Подъезжая к дому Финкельштейнов, я оставила ей сообщение и номер своего сотового.
Йося приехал раньше, и уже ждал меня на углу. Сунув руки в карманы, он нервно переминался с ноги на ногу. Я припарковала машину на площадке для разгрузки грузовиков, и мы с Йосей направились к дому Финкельштейнов. Два маленьких мальчика играли на своем законном месте, на крыльце, а Нетти в темном платье и тряпичных тапочках сидела на ступеньках и наблюдала за ними. Лицо бледное и заплаканное. Увидев меня, она слабо улыбнулась. Тут Нетти заметила Йосю, и улыбка исчезла. Я поднялась еще на несколько ступенек, и мальчишки убежали в дом.
— Нетти, это Йося, парень Фрэйдл, — прямо сказала я.
Нетти побледнела и пробормотала что-то на идиш.
Йося, который поднимался за мной, отрицательно замотал головой и ответил что-то на том же языке.
— Ты говоришь на идиш? — удивилась я.
— Меня научила бабушка, — объяснил он.
— И что тебе сказала Нетти?
— Она сказала, что я убил Фрэйдл, но я объяснил ей, что это неправда. Что я любил Фрэйдл и хотел на ней жениться. И ни за что не стал бы убивать.
Нетти повернулась ко мне.
— Что тебе нужно? Зачем ты привела его сюда?
— Нетти, нам нужно поговорить с родителями Фрэйдл. Мы хотим во всем разобраться.
Она покачала головой.
— Нетти. Пожалуйста, — мягко сказала я.
Нетти молча посмотрела на меня и пожала плечами.
— Девочка мертва, — сказала она. — Что теперь имеет значение?
— Найти убийцу.
— Возможно. Но правда может оказаться слишком жестокой.
— Может, но вам не кажется, что наш долг перед Фрэйдл — найти, кто это сделал?
Нетти еще раз пожала плечами и, кряхтя, поднялась со ступенек.
— Пойдем, — бросила она, заходя в дом.
Глава двадцать шестая
В доме родителей Фрэйдл толпились люди. Мужчины небольшими кучками стояли в гостиной. Большинство держали тарелки с едой. На столе у входа горела высокая свеча. Дверь на кухню была открыта, и там на своих привычных местах сидели женщины. Как только мы с Йосей вошли, приглушенный шепот разговоров тут же стих.
У входа в гостиную, в том месте, где над каминной полкой должно быть зеркало, висел большой черный кусок ткани. По еврейским традициям в течение семи дней траура все зеркала в доме закрывают. Из гостиной вынесли всю мебель, отец и старшие братья Фрэйдл сидели на стульях у стены. Их рубашки и жилеты были разорваны в знак скорби.
Я вошла в гостиную, и отец Фрэйдл замахал мне рукой. Я подошла к нему и молча встала, ожидая, что он скажет. Он плакал, не скрывая слез, как и братья Фрэйдл.
— Спасибо, что пришли, — проронил он.
— Я очень соболезную вашей утрате, ребе Финкельштейн.
