class="p1">– Капитан, а что если взять немного бензина у других машин?
– Мммм. Нет. На это уйдет слишком много времени. К тому же, если мы это сделаем, у них тоже может кончиться бензин. Наверно, придется оставить вас здесь… Дьявольщина! Вы утром должны прежде всего направиться в Бетлвилль. Хорошо! – сказал он, словно приняв решение. – Вот как мы сделаем.
Вы пойдете к первому грузовику и скажете сержанту Карнорвану, что я приказываю ему отвести четыре грузовика в Каир, потом найдите себе место в одном из грузовиков. Я останусь здесь и буду охранять машину, пока вы не пришлете ко мне кого-нибудь с бензином. Действуйте!
– Да, сэр!
Скрип спереди сказал Дикару, что Джордан и второй солдат вышли из кабины. Дикар подтянулся и забрался на верх первой стены из ящиков. С учетом мундира места под крышей стало еще меньше, но он сумел проползти и спрыгнуть к дверце.
Впереди раздался гул моторов. Он постепенно стих. Снаружи послышался скрип гравия. Постучали в дверцу. Дикар снял дощечку, которая закрывала дверь изнутри.
* * *
Свежий воздух был как глоток холодной воды после того густого зловония, которым он дышал. Луны по-прежнему не было, но на фоне бледной темноты отчетливо видны были голова и плечи Уолта.
Дикар спрыгнул, оказался рядом с ним и сказал:
– Ты все хорошо проделал. Солдаты не догадаются, что это ты устроил так, чтобы грузовик остановился.
– Да, – усмехнулся Уолт, – все хорошо получилось. Ты исчез из лагеря, и никто не узнает, как ты ушел и куда.
Дикару пришла в голову мысль.
– Послушай. Разве те, кто будет разгружать машину, не удивятся, почему она так необычно загружена, с дырой посредине?
– Никто ее разгружать не будет. Я ее подожгу, и станет известно, что это сделал патруль азиафриканцев, а я едва от него ушел.
Дикар насторожился.
– Так вот чего боялся Кал. Здесь бродят черные.
– Верно. Тут поблизости их пост, и время от времени они проникают сквозь наши линии и под покровом ночи пытаются причинить нам неприятности.
Но ты выглядишь так, что тебе нужно больше опасаться наших друзей, а не врагов. Поэтому нам нужно перестать тратить время на разговоры. Пойдем. Я покажу тебе, где мы находимся, чтобы ты мог понять, какое расстояние пройдешь до света. Сюда.
Они обошли грузовик, и Дикар неожиданно остановился и остановил Уолта.
– Подожди!
– Да. Мы в городе.
– Но шум грузовиков мог кого-нибудь разбудить. Нас увидят.
– Грузовики никого не разбудят, Дикар. – Уолт говорил необычным, каким-то безжизненным голосом. – Посмотри внимательней.
Дикар сузил глаза.
Дома черные не потому, что видны на фоне неба. Он черные чернотой горелого дерева. Ни у одного дома нет стекол в окнах или целой крыши.
В одном месте две стены образуют угол. А вот здесь не сад, а груда обгоревших бревен. Высокий предмет – это труба, караулящая пепел дома.
– Нет, Дикар. Наши грузовики недостаточно громкие, чтобы разбудить людей, спавших в этих домах. Им еще повезло. Остальным… – Уолт пожал плечами. – Старая история. За последние двенадцать лет такое происходило тысячи раз по всей Америке. У кого-то кончается терпение, и он мстит мучителям. А расплачиваются за его преступление соседи… Идем. Я хочу тебе кое-что показать.
Дикар был слишком удручен тем, что здесь произошло, чтобы думать, куда его ведут.
– Посмотри вниз, – сказал Уолт, останавливая его и показывая.
* * *
От домов остались только наклонившиеся черные развалины, так что можно было смотреть прямо через них. Глядя через них, Дикар увидел воду, слабо мерцающую в темноте. Вода такая широкая, что Дикар не мог разглядеть противоположный берег. Это широкая темная река.
– Миссисипи, – сказал Уолт, – на своем пути в Мексиканский залив. Ее течение даст тебе направление.
– У тебя есть лодка, чтобы я мог плыть по течению, как в тот раз по реке Гудзон, в Нью-Йорк. И я…
– Нет, Дикар, – прервал его Уолт. – Это было бы самоубийством. Может, ты бы смог незаметно доплыть до Мемфиса – осталась еще большая часть ночи, – но азиафриканцы удерживают город и всю территорию вокруг него.
И оттуда вниз река забита их кораблями, военными и грузовыми, кораблями всех типов, перевозящих войска гарнизонов и толпы рабов на плантации. Ты и ста ярдов не пройдешь, как тебя увидят, а тебе нужно пройти пятьсот миль.
– Пятьсот! – Мышцы под кожей лица Дикара напряглись. – Пешком на это уйдут недели, Уолт. – Его пальцы сильно сжали руку Уолта. – Я поплыву по реке. Не знаю как, но я должен спуститься вниз и вовремя попасть на Юкатан, поэтому я найду способ.
– Ей-богу, – негромко сказал Уолт, – я так и думал. Я и раньше слышал, как ты говоришь таким голосом. Тебе понадобятся все твои силы, Дикар. – Он попытался высвободиться, и в темноте Дикар различил его кривую усмешку. – Удачи тебе, Дикар.
– Подожди, Уолт, – остановил его Дикар. – Послушай. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, когда вернешься на дамбу Норрис. Я… я не мог солгать Мэрили, не мог сказать, что просто ухожу ненадолго… Поэтому я ей вообще ничего не сказал. Ты пойдешь к ней и скажешь, что я… я ушел от нее далеко-далеко и никогда не вернусь. Сделаешь, Уолт?
– Нет. Я не скажу Мэрили, что ты не вернешься. Я даже думать об этом не хочу. Ты вернешься, Дикар.
– Может быть. Может быть, спустя очень много времени, когда мы выгоним азиафриканцев из Америки, я вернусь к Мэрили. Но до того времени я не смогу вернуться и не хочу, чтобы она ждала и ждала меня.
Я хочу, чтобы она рассердилась на меня, рассердилась настолько, что перестала меня любить. Так вначале боль будет сильней, но она быстрей пройдет, и тогда Мэрили забудет меня… и найдет себе другую пару.
Когда Уолт снова заговорил, голос его звучал тихо и слегка дрожал.
– Вероятно, ты прав… Хорошо, я скажу ей.
Он вытер руку о брюки и протянул ее Дикару.
Дикар взял руку Уолта и пожал ее, потом Уолт пошел назад к машине, а Дикар через обгоревшие развалины начал спускаться к реке.
Обгоревшие бревна стояли почти так же часто, как деревья в лесу, но пахли они не как деревья. Должно быть, они горели очень давно, но запах горения все еще лип к ним, и пахло еще чем-то горелым – не деревом, а плотью.
Дикар неожиданно остановился, почерневшие балки мешали ему видеть небо и дорогу, грубая древесина ранила ноги. Он стоял неподвижно, поджав ноги; по спине пробегал холодок.
Он ничего не видел. Ничего не слышал, но