имея свойство менять свое мнение в зависимости от обстоятельств. Потому я не слишком волновался на его счет, тем более, не собирался на него давить. Мне просто нужно было перетянуть всех остальных членов Политбюро на свою сторону как можно скорее. И я надеялся, что большинство из них будет за меня. Вот только навалились и другие дела, не менее срочные. Пришлось сказать:
— Прошу меня извинить, я должен сначала навести порядок у себя на Лубянке. А потом предлагаю провести в Кремлевском дворце совещание со всеми членами Политбюро. Как вы думаете, товарищ Молотов, смогут ли они собраться для принятия важных решений к двум часам дня?
— Думаю, что успеют, если я объявлю сбор прямо сейчас, — кивнул секретарь ЦК. И, посмотрев на часы, он отметил:
— Сейчас еще только без четверти десять.
— А что же с комиссией по расследованию? — встрял Петерсон.
— Считайте, что ее сформировали уже в составе вас, меня и товарищей Ворошилова и Молотова.
— Так сформировать комиссию мало. Надо же и расследовать злодеяние! — воскликнул комендант Кремля, которому, разумеется, хотелось побыстрее спихнуть с себя ответственность за произошедшее, потому он так усиленно и настаивал на формировании комиссии со своим участием. Ведь кто же станет члена комиссии по расследованию обвинять, по крайней мере, публично?
Я сказал ему:
— Не волнуйтесь, товарищ Петерсон, мои люди, которые приехали вместе со мной в Кремль, сразу же начали расследование по моему приказу. И сейчас, прежде, чем отправиться на Лубянку, я еще раз переговорю с ними. А вы, пожалуйста, оказывайте им всяческое содействие в мое отсутствие.
Он кивнул, а я вышел вместе с Ворошиловым и уже на лестнице проговорил ему тихо на ухо:
— А к вам, как к военачальнику, у меня есть секретный разговор, если не возражаете.
— Я слушаю вас внимательно, — так же тихо проговорил наркомвоенмор.
— Сейчас я дам кое-какие указания своим людям, а после хотел бы, чтобы вы срочно сопроводили меня в штаб к Буденному для обсуждения положения и дальнейших действий, — сказал я.
— Но, вы же только что публично объявили, что сперва поедете на Лубянку, — удивился Ворошилов.
— Будем считать, что это военная хитрость. Введение противника в заблуждение, — объяснил я.
— А кто по-вашему противник? Бухарин, что ли? — не понял наркомвоенмор.
Я объяснил подробнее:
— Не обязательно. Хотя и не исключено. Если предположить, что троцкистский мятеж имеет своих сторонников даже на самом верху вертикали власти, то и не следует пока делать того, что публично объявлено. Война — это искусство обмана, так, кажется, сказал один китайский стратег древности? Потому супостатов следует запутывать ложными посылами. Иначе личная безопасность может пострадать, как уже случилось с товарищем Сталиным.
— Вы полагаете, что и на вас могут покушаться? — спросил Ворошилов, внимательно выслушав меня.
— Полагаю, — кивнул я. И добавил:
— Время сейчас такое неспокойное, сами видите. Враги распространились прямо изнутри. Идет настоящая война на невидимом фронте. Расслабляться нельзя. Кто враги, а кто друзья даже не совсем понятно. Пока порядок не наведем, никто не застрахован от покушений. Ни я, ни вы. Так что советую отнестись к происходящему со всей серьезностью и держаться вместе. Нам потребуются войска.
Я нагнал страху. И это, похоже, подействовало на него. Во всяком случае, наркомвоенмор сразу втянул голову в плечи и начал озираться по сторонам, не следит ли кто? Но, на лестнице кремлевского медучреждения, кроме нас, не было ни души. Тогда он сказал то, что я и хотел от него услышать:
— Я в вашем распоряжении, товарищ Менжинский.
Сверив часы, мы условились, где и во сколько он будет ожидать меня в машине. После чего я заторопился. Ведь Глеб и Эльза уже, на самом деле, работали на месте преступления. Моя секретарша, пользуясь знанием родного языка латышских стрелков, охраняющих Кремлевский дворец, допрашивала каждого из них. Глеб же проводил осмотр трупов, сложенных в подвале. Когда я нашел его там, он измерял что-то линейкой на трупе истопника, записывая в блокнот простым карандашом результаты измерений и рисуя какие-то схемы. Криминалистику, похоже, он изучал.
Увидев меня, Бокий поделился информацией:
— Я обнаружил, что Блюмкин не мог нанести такую рану этому человеку. Во-первых, насколько я знаю, он не владел ножом настолько мастерски. Во-вторых, он достаточно высокого роста. И, если бы он бил жертву ниже себя ростом ножом, то удар был бы нанесен сверху или сбоку, но не снизу-вверх. Здесь же удар был именно снизу-вверх из-за спины, причем, точно в сонную артерию. Вот, посмотри сам. Кровь вытекла, и раневый канал отчетливо виден.
— Значит, у Блюмкина имелся сообщник, который расчищал ему путь к Сталину. И это был человек небольшого роста, — сделал я вывод. И добавил:
— Возможно, этот убийца все еще где-то здесь.
Эльза тоже обнаружила кое-что интересное. В тот день заместитель коменданта почему-то распорядился отправить половину латышских стрелков, обычно стоящих в караулах по всему Кремлю, на полигон, чтобы упражняться в стрельбе. Учебные стрельбы, разумеется, проводились и до этого достаточно регулярно. Вот только почему-то в этот раз мероприятие совпало со временем покушения. И это вряд ли было простым совпадением. Тот, кто готовил покушение на Сталина либо знал о том, что охрана будет уполовинена, либо, что тоже нельзя исключать, сам и организовал вывоз половины кремлевской охраны на полигон. А такое, например, мог запросто организовать тот же Рудольф Петерсон.
Я когда-то читал его биографию, а потому хорошо помнил, что он выдвинулся в кремлевские коменданты с подачи того самого Льва Троцкого, который продвинул Петерсона наверх, как начальника своего штабного бронепоезда, который, разумеется, выполнял в тот период все команды Льва Давидовича. И, вполне возможно, что именно Петерсон является главным «спящим» в этом кремлевском покушении, который был «разбужен», по некоему сигналу, подготовив путь для проникновения Блюмкина к Сталину. Но, эта версия все-таки, казалась мне не очень-то правдоподобной по той причине, что, в сущности, Петерсон, как комендант Кремля, легко мог по сигналу от Троцкого любой ночью запросто арестовать большинство членов правительства прямо на их кремлевских квартирах. После чего Троцкий получал возможность въехать в Кремль без всякого сопротивления, как триумфатор. Какой же смысл тогда заморачиваться со сложным планом покушения?
Значит, Петерсон прямо во всем этом не участвовал. Хотя, конечно, он мог Троцкому и продолжать симпатизировать, делая какие-нибудь мелкие пакости его противникам. Но, не более. Открыто действовать в интересах главного
