ему, что раз уж он отказался от поезда, то лучше ехать не в автобусе, а в собственной машине, которая стоит на платной стоянке.
В отличие от поезда, автобус оказался почти полным; с окончанием лета в горах прекращается только светская жизнь, простые же люди продолжают туда ездить, не считаясь с сезонами, только пользуются они автобусами, которые дешевле поездов.
У автобуса была крыша, но не было бортов. Кресла заменяли привинченные к полу скамьи. Те, кто сидел с краю, чтобы предохранить себя и своих соседей от падения, держались за железные поручни, прикрепленные к полу и крыше. Когда мы подошли к автобусу, пассажиры услужливо потеснились, высвободив для нас место на передней скамье, прямо за спиной водителя. При резком торможении сидевшие сзади старались держаться крепче, чтобы не наваливаться на нас.
Прежде чем мы тронулись, над головами у нас долго раздавался грохот: это шофер пристраивал наш чемодан н& крыше. Весь багаж пассажиров, за неимением другого места, помещался наверху: сундуки, узлы, мешки с картофелем, сетки с овощами, плетеные корзины с птицей, гроздья бананов, даже вязанки дров.
— Надеюсь, с ним там ничего не случится, — с беспокойством сказала я. — Это все, что…
Не успела я договорить, как добрый десяток голосов заверил меня, что все будет хорошо. Ничего, ничего с чемоданом не случится. Водитель тоже, свесив с крыши голову, подтвердил:
— Ничего, ничего не случится.
Однако эти заверения, как потом выяснилось, основывались всего лишь на оптимистическом предположении: на первом же крутом повороте (презирая дорожные знаки, водитель нигде не снижал скорости) с крыши упала большая жестяная коробка; подпрыгнув несколько раз на дороге, она раскрылась, и из нее вывалилось все содержимое. Владелец коробки завопил и, когда автобус остановился, побежал назад собирать свои пожитки. Другие пассажиры, смеясь, помогали ему.
Когда мы начали подъем, одной из женщин сделалось плохо, и машина опять остановилась. Еще два раза мы останавливались из-за того, что стало холодно, и пассажиры бегали в кусты, мужчины в одну сторону, а женщины — в другую. Потом была остановка на обед и еще одна — из-за начавшегося дождя: шофер опустил боковые брезентовые стенки.
После езды в открытой машине мне стало немного не по себе, когда я очутилась в некоем подобии закрытого ящика, из которого нельзя ничего увидеть, разве что через небольшое ветровое стекло и через узкие слюдяные окошки, окрашивавшие чудесный зеленый ландшафт в неприятный желтый цвет. К тому же водитель, словно одурев от холодного воздуха, гнал машину с бешеной скоростью, не замедляя движения даже на самых крутых поворотах. Я хотела тронуть его за плечо (этим жестом здесь принято останавливать машину), но раздумала, испугавшись насмешек Ричарда, и постаралась взять себя в руки. Пассажир, сидевший рядом со мной, наблюдал за мной сочувственно, но не без опаски.
Наконец, дождь перестал так же неожиданно, как и начался; водитель поднял боковые стенки. Я увидела вдали серую дымку, окутывавшую горные вершины, но здесь, внизу, воздух был кристально прозрачен и напоен сладким ароматом сосен, которые росли выше нас на горных склонах.
По окончании летнего сезона жилье в горах найти нетрудно: гостиницы пустуют, многие дома сдаются внаем. Греясь в лучах предвечернего солнца, мы ходили от одного дома к другому и выбирали: один казался нам слишком большим, другой — слишком новым, у третьего нет сада, четвертый с плохим видом… Но вот наконец мы нашли то, что понравилось нам обоим. Это был дом, стоявший в лощине, посреди запущенного магнолиевого сада и сосновой рощи. Слуги тотчас же принялись готовить ужин и растапливать камин.
— Как тут чудесно! — сказала я, протягивая руки к огню и наслаждаясь теплом. А ведь каких-нибудь Пять часов тому назад я была далеко не в таком радужном настроении.
Снаружи шел сильный дождь, и от его шума, сливавшегося с шумом ветра, внутри казалось еще уютнее.
— Гулять пойдем позже, когда дождь немного стихнет, — сказал Ричард. — Я думаю, будет еще не слишком темно.
— Промокнем, — возразила я. — Ведь у нас нет ни плащей, ни зонтов.
— Зонты здесь не годятся. Слишком сильный ветер. Но мы спросим у слуг. Найдется же у них пара плащей, ведь они живут здесь круглый год.
Я невольно улыбнулась.
— С этого ты и начал, когда приехал в нашу страну.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты взял у слуг одежду. Мама была тогда в ужасе.
Мы засмеялись. Память о прошлом сближала нас, и я подумала: он и сейчас такой же, каким был! И за это я любила его еще сильнее.
В тот вечер мы так и не пошли гулять, потому что дождь не стихал, а ветер просто неистовствовал. Сидя у камина и слушая, как скрипят за окном деревья, словно мачты корабля в бурю, мы сами не заметили, как уснули.
— Я спрошу у них утром, — услышала я собственный голос.
Открыв глаза, я с удивлением увидела, что утро уже настало. Это было ясное солнечное утро. Эвкалипты за окном перестали раскачиваться; их резкий запах наполнял всю нашу комнату. Свет, проникавший сквозь двустворчатые жалюзи, золотистыми гребешками падал на пол.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Отдых кончается в воскресенье, а в понедельник надо выходить на работу. Так уж заведено везде. Мы нехотя упаковались, в последний раз пообедали, наслаждаясь запахом опавших после бури лепестков, и заплатили за молоко, творог, яйца, масло, домашнее пиво, дрова и за взятую у слуг одежду, которую мы оставили себе. Покончив с делами, мы пошли подышать хвойным запахом и полюбоваться камелиями. Глядя на склоны гор, порыжелые, сияющие после дождя тусклым блеском, мы сказали себе: когда-нибудь мы снова сюда приедем.
Дорога сбегала вниз спиралью. За несколько часов езды вы спускаетесь на семь тысяч футов и снова оказываетесь на уровне моря. Уже несколькими стами футов ниже вы не увидите сосен и эвкалиптов, окружающих вершины гор темно-зелеными поясами, а еще через сотню футов туман скроет от ваших глаз даже макушки этих деревьев.
Автобус спускается все ниже и ниже. Вот уже позади остаются рододендроновые заросли и густой, непролазный малинник; водопадов стало меньше, воздух потеплел, и вы сбрасываете с себя шарф и пальто.
Вдоль обочины извилистой дороги, как гигантские костяшки домино, выстроились побеленные камни с обозначением высоты над уровнем моря. Всякий раз, когда вы подъезжаете к такому камню (а их тут по два на каждую тысячу футов), меняется пейзаж и меняется температура воздуха. Наконец вы добираетесь до равнины и оказываетесь среди пальм, бамбуковых рощ и банановых плантаций;
