блондин.
— Как вы могли такое подумать! Я предан нашему государю! — возмущается темноволосый.
— Господа, давайте отложим наши споры, я вижу, что к нам подходит мой добрый знакомый Владимир с невестой, позвольте вам их представить, — курносый шатен в зелёном фраке, по-видимому, тот самый знакомый, замечает нашего появление и приветливо улыбается.
Он говорит мне своё имя, представляет своих друзей, но я даже имён их не запоминаю, ведь мне нужно срочно улизнуть для беседы с графом! Улучив момент, когда Владимир особенно увлечён беседой я тихонько отпускаю его руку, и отправляюсь к окну, в которое Воронцов задумчиво созерцает вечерний Петербург.
— Добрый вечер, граф, — приветствую я одиноко стоящего молодого человека.
— Добрый вечер, если не ошибаюсь, Дарья Алексеевна? — напрягает память Воронцов.
— Не ошибаетесь, она самая, — киваю я. — Не ожидала вас здесь встретить! Как вам сегодняшний приём?
— Мне всё нравится, — лаконично отвечает Воронцов.
— У меня к вам вопрос, — я как обычно, не хожу долго вокруг да около. — Не знаете ли вы людей, которым император дарил часы? Наверняка в столице таких много!
— Часы? Не самый распространённый царский подарок, — Воронцов смотрит на меня с нескрываемым интересом. — Но я действительно помню одного такого человека, это тайный советник Голицын.
— Тайный советник Голицын? А он присутствует на сегодняшнем вечере?
— Не думаю, — Воронцов окидывает взглядом залу с расставленными вокруг пары столов стульями и несколькими компаниями, как и мы, стоящими возле окон. — Позволю себе полюбопытствовать, а зачем вам Голицын?
— Мне очень нужно, — я накручиваю на палец висящий вдоль лица локон. — Знаете, очень люблю нашего императора, и просто невероятно обожаю слушать истории о его доброте!
— Дорогой граф, позвольте украсть у вас мою невесту, — подошедший со спины Владимир кланяется Воронцову, берёт под руку меня, и мы отходим от оставшегося загадочно стоять возле окна молодого человека.
— Дарья Алексеевна, что такое интересное вы обсуждали с графом Воронцовым? Кажется, вы уже в курсе, что часов ему император не дарил, решили поинтересоваться, не дарил ли ему император кольцо? Карету? Поместье? — возмущённо спрашивает у меня Владимир.
— А когда мы успели обратно на «вы» перейти? — недоумённо спрашиваю я у своего жениха. Чего это он стал таким официальным?
— Вероятно тогда, когда вы решили оказать излишнее внимание привлекательному и обаятельному графу, — синие глаза моего жениха смотрят на меня холодно и презрительно. — Не думал, что вы так падки на успех в свете!
— Владимир, это совершенно не то, о чём ты думаешь, — шёпотом оправдываюсь я. — Ну да, люблю я узнавать разные интересные истории, но это не значит, что я увлеклась графом!
— А по-моему именно это и значит! Собирайтесь, мы едем домой!
— Ну ладно, как хочешь, могу и домой поехать, — соглашаюсь я. Ведь всё что мне нужно, я всё равно уже узнала.
Однако, какой ревнивый жених мне попался! То ли дело его старший брат Анатолий — не ревновал, мозг не выносил, и вообще возле меня почти не появлялся. Правда, изменял, но в моём случае это не такой уж большой грех — замуж-то я выходить не собираюсь.
Мы прощаемся с хозяином вечера, с тремя господами, чьих имён я не запомнила, собираемся и выходим из дома. Владимир мрачно открывает передо мной дверцу кареты, ждёт пока сяду я, садится сам, и мы отправляемся домой. Всю дорогу Владимир сурово молчит, и я тоже молчу — не просить же мне у него прощения за то, в чём я не виновата?
Приезжаем во время ужина, так что я попадаю с корабля на бал, а если быть более точной, из мира светских сплетен в мир сплетен Марьи Ильиничны.
— Васька-то наш к нашей Маринке неровно дышит, — от моей названой маменьки тоже не укрылась симпатия нашего симпатичного лакея к обворожительной горничной. — Но я не собираюсь лишаться двух пар рук, так что придётся ему забыть о своих чувствах.
— Но почему? — удивляюсь я. — Разве их брак может как-то помешать работе?
— Ну конечно же помешает, — Марья Ильинична смотрит на меня как на несмышлёныша. — Пойдут дети, какая уж тут работа по дому! Так что теперь глаз да глаз за ними, чтобы лишние мысли в голову не лезли!
Прислуживающие за столом Васька и Маринка краснеют до самых ушей, и я бы тоже на их месте покраснела. Ну маменька, ну даёт — беспардонно обсуждает ни в чём не провинившихся слуг в их же присутствии!
— Маменька, нельзя же такие гадости людям говорить! — с набитым ртом возмущаюсь я. — Это же невоспитанно!
— А что я не так сказала? Я же не господину и даме такое говорю, а крепостным своим! Им на роду написано терпеть от своих хозяев, — как ни в чём не бывало отвечает Марья Ильинична. — Ты уже взрослая, Дашенька, пора бы понимать такие вещи!
Эх, хотела заступиться, а только сама отгребла от названой маменьки. Ну ничего, зато внимание с Васьки и Маринки на меня переключилось, что не так уж плохо.
После ужина слуги убирают со стола, Марья Ильинична и Алексей Петрович расходятся по комнатам, а Владимир мрачно уведомляет меня, что ему нужно со мной поговорить.
— И что же вы мне хотите сказать, дорогой жених? — не менее мрачно интересуюсь я. Если он снова начнёт ревновать к Воронцову — такую взбучку ему устрою, что мало не покажется! Вокруг больше нет дам и господ, перед которыми нельзя конфузиться, так что я не поскуплюсь на оскорбительные красочные эпитеты, которую уже прокручиваю в своей голове.
— Я хотел сказать, что мы должны ценить время, которое нам даровано провести вместе, — стоящий напротив меня Владимир смотрит в мои глаза своими небесно-синими, и я понимаю, что не могу продолжать на него злиться. Но всё равно делаю вид, что не собираюсь его прощать — меня нельзя ревновать без причины!
— И с чего в вашу голову пришла такая светлая мысль? — сухо интересуюсь я.
— С того, что у многих людей нет возможности быть рядом с тем, кто дорог сердцу. А у нас есть. И было бы глупо тратить это время на обиды и недомолвки.
— Думаете, я так быстро вас прощу, дорогой жених?
— Думаю, что ты уже улыбаешься, дорогая невеста, а значит давно меня простила, — усмехается мой пафосный княжич. Сколько же самодовольства в этом паршивце! Никого я не прощала!
— Дорогой жених, у меня к тебе один очень важный вопрос, — я одариваю Владимира своим самым суровым взглядом. Ну а что? Если уж у нас дошло до ревности, пора спросить кое-что, давно меня интересующее!
— И какой же у тебя
