Петрограде, в нашем училище, многие говорили о вас с восхищением и с благодарностью вспоминали за защиту чести армии и офицеров и за поднесенную «оплеуху» комиссару Скудному. — И он весело рассмеялся, назвав последнего «предателем-юдасом».
— Ого! Как далеко разлеталась моя новость, — подумал полковник Казбегоров, но сразу опомнился и заговорил совсем другим тоном, приглашая юнкеров раздеваться и следовать в комнаты: — Надеюсь, в «товарищей» превратиться не успели…
— Будьте спокойны, полковник! И прошу положиться на меня… — весело и добродушно ответил юнкер Цепа, тогда как юнкер Фрукт стоял молча, с сердитым и неудовлетворенным выражением лица, он не принял предложения полковника раздеваться и присесть и чего-то ожидал.
Но скоро в столовую вошли старики Цепы, и началась семейная и дружеская с Фруктом встреча и объяснения. Воспользовавшись этим случаем, Давид Ильич поспешил оставить их и ушел в свою комнату, вынеся очень скверное впечатление о юнкере Касуше Фрукте, от которого, по его мнению, в «советском царстве» можно ожидать всего.
От шума и толкотни в столовой Людмила Рихардовна также проснулась и, недовольная случившимся, решила было подыматься, как вошел в то время муж. Неудавшийся ее план спать целый день и завтракать в кровати, страшно взволновал ее, но узнав от Давида Ильича о приезде юнкеров, поспешила изменить тон и тему разговора и упросила мужа продолжать «покойную ночь», а сама же начала одеваться.
— Дэзи, ты спи спокойно! А я пойду и поздороваюсь с Авдушем и посмотрю на Фрукта. Я не видела его более двух лет, а ведь он был один из близких моих друзей в детские годы и доводился мачехе моей родным племянником; ее родной сестры сын… — и она быстро подошла к кровати мужа, освежила его и себя духами и поцеловала в лоб.
— Ну, спи спокойно… — заключила она и, потушив лампу на столе, с достоинством светской дамы, в роскошном утреннем туалете и с легкой шалью на плечах вышла в столовую.
Внутренние ставни были еще прикрыты, и в комнате стояла темнота. Давид Ильич использовал этот случай во всей его полноте: выбросил из головы все думки о приезжих, хорошо согрелся и вновь заснул крепким, здоровым сном.
Как долго он спал и что в доме творилось с приездом «милых гостей», в дневнике своем он не упоминает; но когда проснулся, в комнатах квартиры стояла тишина, на столе горела лампа, а ставни все еще были прикрыты.
Было семь часов вечера. Он на скорую руку оделся, умылся и, взяв лампу, вышел в столовую, посмотрел на кухню, в комнаты стариков: всюду тишина, никого нет в доме. Посмотрел и дверь наружную в передней: закрыта на замок, снаружи…
«Что за сказочный замок в “красном царстве”? Даже выйти из него нельзя», — заработали его мозги, и он вернулся в свою комнату, присел к столу и начал просматривать вновь появившийся на столе журнал «Красная звезда», с отметкой карандашом, в углу на обложке, «Касуш Ф-т».
«Ага! Они все пошли на станцию провожать “его”, красного вельможу; а он даже и “красный” журнал оставил на память со своей автографией» — зашевелились ревнивые мысли. Посмотрел журнал, один-два листика перелистал туда-сюда и вдруг заметил какую-то статью «Воззвание к товарищам» и подпись внизу ее: «К. Фрукт».
«Посмотри-ка? Да он еще и писатель современный, идиот!»
Но мысль его перебили шум и лязг замка в дверях передней. Он быстро отложил в сторону журнал, взял лампу и пошел навстречу. Домой вернулись все домочадцы. Первой вошла в переднюю Людмила Рихардовна: игрива и весела, а щеки красные от мороза, она много говорила в шутку брату о современной жизни комиссаров. Авдуш, в таком же веселом настроении, и отец Цепа не оставались у нее в долгу, отвечали прибаутками и дополняли ее критику-сюжет, а старушка мачеха, почему-то сердитая и злая, лишь косо бросив свой злобный взгляд на Давида Ильича, прошла молча мимо, первой направляясь в комнаты квартиры.
— Вот современная женщина! — не подумал, а скорее почувствовал Давид Ильич впервые о своей «теще». Но скоро все как-то заговорили, приветствуя его с добрым вечером, а Людмила Рихардовна бросилась мужу на шею, поцеловала в щеку и быстро увлекла под руку в свою комнату. — Мы сию минуту будем к ужину! — только и проговорила она в ответ брату и отцу.
Авдуш и отец Цепа улыбнулись. Внимательно же посмотрев им вслед, Авдуш нашелся все же кое-что сказать отцу:
— Счастливая сестра! — но заметив грозный взгляд все той же мачехи своей, прикусил себе губу.
Людмила Рихардовна, как более самостоятельная женщина, на мачеху мало обращала внимания; особенно в тех случаях, где сталкивались разные воззрения на жизнь. И по этому-то случаю раздеваясь в своей комнате, она на скорую руку рассказывала и мужу о проводах на станции Касуша Фрукта и про идеи своей мачехи.
— Мама готова съесть меня, только чтоб я была с Касушем Фруктом дружески-любезна, как то было и в юные годы. Он так себе и, кажется, комиссар уже: много плохого говорит о прошлом, а в будущем обещает всем рай и счастье. Мама очень любит его за это, ласкает и меня к тому же понуждает. И я вынуждена была оставить тебя спящим и присоединиться к ним, проводить его в компании, как молодого комиссара. Ты меня прости… — почти уныло и с грустью закончила она, вспоминая жизнь прошлую и рисуя себе жизнь в будущем — голодную, холодную, со всеми ее последствиями.
— На комиссаров слаба надежда, если сами не возьмемся за ум… — заговорил и Давид Ильич улыбаясь.
— Оно-то так, а все же!.. А мы все-таки пойдем ужинать в компании? — серьезно предложила она, заканчивая свою работу с туалетом.
— Не хочу я ужинать!… Чувствую себя почему-то нездоровым… — подавленным тоном ответил он и, тяжело вздохнув, присел около стола.
— Но ведь ты же целый день ничего не ел? Боже мой! Я сию минуту принесу сюда, и перекусим вместе, — и она быстро подошла к мужу, послушала его сердце и, схватив сердито журнал «Красная Звезда», сказала: — Это «он» мачехе оставил на память, а она подложила эту красную заразу тебе на стол… — И быстро вышла в столовую.
Давид Ильич улыбнулся. «Новые приемы тещи переубедить, перевоспитать нас», — подумал он.
Но скоро вернулась
