так и в период его царствования[259]. Анна Комнина упоминает, в частности, алана Росмика, состоявшего в чине экзусиократора, который командовал подразделением, состоявшим из аланов – «воинственных мужей»[260]. Наиболее полная информация, которую можно интерпретировать как раннее свидетельство службы аланских воинских подразделений Византийской империи, содержится в сочинениях Прокопия Кесарийского – крупнейшего византийского историка периода правления императора Юстиниана I (527–565), упомянутого в «Суде», византийском энциклопедическом словаре X века[261]. Арнольд Тойнби ставил Прокопия в один ряд с крупнейшими древнегреческими историками Геродотом, Фукидидом и Полибием[262]. Прокопий уделил большое внимание различным кочевникам, определявшим политическое положение в Великой Степи в современную ему эпоху. В основном Прокопий объединял кочевников под общим наименованием «гуннов», однако он выделял также особую категорию кочевников, периодически служивших Византийской империи. Этих кочевников Прокопий, подражая Геродоту, часто именовал «массагетами». Вполне возможно, что под «массагетами» Прокопий подразумевал ираноязычных кочевников, в частности, аланские воинские формирования на византийской службе.
Прокопий, кратко рассказывая об исторических событиях, связанных с Великим переселением народов, стремился описать войны Юстиниана, в которых участвовал он сам и его герой Велизарий. Прокопий не был географом наподобие Эратосфена, Полибия, Страбона или хотя бы Арриана. Однако Прокопий стремился к точности описания, поэтому он достаточно часто упоминал кочевые племена, представители которых служили в византийской армии бок о бок с ним самим, или, напротив, угрожали империи ромеев. Наиболее часто Прокопий обозначал кочевые племена и солдат-кочевников, служивших в византийской армии, термином «гунны». В сочинениях Прокопия мы обнаруживаем более семидесяти пассажей с упоминанием «гуннов» или повествованием о них.
Рассказывая о «гуннах», Прокопий помещает их между Кавказским хребтом и озером Меотидой (Азовское море), т. е. фиксирует этно-политическую ситуацию, которая для второй четверти VI века не адекватна. По-видимому, подобный факт объясняется тем, что Прокопий использовал какую-то старую карту V века, и потому механически причислял к «гуннам» всех кочевников, населявших степи Предкавказья в современную ему эпоху. «Далее (перед Кавказом. – А. М.) идут равнины, удобные для езды верхом и орошаемые обильными водами, страна большая, ровная и удобная для разведения лошадей. Здесь поселились почти все гуннские племена, занимая пространство до озера Меотиды» [Procop. BP I, X, 5–6, пер. А. А. Чекаловой]. Употребление Прокопием термина «гунны» кажется отчасти оправданным, поскольку, вероятно, какие-то остатки гуннской конфедерации еще существовали в первой половине VI века в орбите влияния кутригурских или утигурских племен. Прокопий именует гуннами и тех и других. «В древности великое множество гуннов, которых тогда называли киммерийцами, занимало те места, о которых я недавно упоминал, и один царь стоял во главе их всех. Когда-то над ними властвовал царь, у которого было двое сыновей, один по имени Утигур, другому было имя Кутригур» [Procop. BG VIII, IV, 8; VIII, V, 2, пер. С. П. Кондратьева]. Прокопий, возможно, излагает какую-то тюркскую легенду о происхождении кутригуров и утигуров от единого рода, но ошибочно отождествляет их с гуннами Аттилы. Можно было бы предположить, что влияние истинных гуннов на утигуров было более сильным, чем на кутригуров, так как, по свидетельству археологических памятников, утигуры активно практиковали искусственную деформацию черепа. Подобная традиция, широко распространенная в позднесарматский период в северном Причерноморье и перешедшая к гуннам, у кутригуров встречается крайне редко. К сожалению, Прокопий использует совершенно анахронистический этноним «киммерийцы», чем сразу подрывает доверие к своим этнографическим экскурсам. Если истинные гунны действительно могли быть ассимилированы новыми тюркскими племенами ко второй четверти VI века, то никаких киммерийцев в это время быть не могло. Появление киммерийцев в повествовании Прокопия объясняется влиянием Геродота, которого наш историк цитирует через посредничество «Перипла» Арриана: «Я не могу понять, почему земле, раз она едина, дано тройное название, заимствовавшее свои имена от трех женщин, и почему их границами назначен египетский Нил и Фасис, река Колхиды. Другие же считают такой границей реку Танаис, Меотийское болото и Киммерийский пролив» [Procop. BG, VIII, VI, 15, Arrian. Perip. XIX, Herod. IV, 45].
Прокопий по непонятным причинам отнес к гуннам также племя сабиров: «Тут (на реке Фасис (Риони). По замечанию А. А. Чекаловой, Прокопий путает реки Воа (Чорох) и Фасис (Риони). – А. М.) живет много различных племен, в том числе аланы и авасги, являющиеся христианами и издревле находящиеся в дружбе с римлянами, затем зихи, а за ними гунны, которые называются савирами» [Procop. BP II, XXIX, 15]. Этноним сабир или сабыр, по мнению М. И. Артамонова, указывает на угорское происхождение этноса[263]. Ряд современных исследователей связывает сабиров с сяньбийцами, пришедшими в степи Предкавказья из Монголии. Однако Прокопий, скорее всего не знавший ни тюркских, ни угорских языков, относит сабиров к гуннам на основании присущего им и до конца еще неизжитого кочевого уклада жизни.
Эфталитов Прокопий именует «белыми гуннами» и свидетельствует об их антропологических отличиях от традиционных гуннов. «Эфталиты являются гуннским племенем и называются гуннами, однако они не смешиваются и не общаются с теми гуннами, о которых мы знаем, поскольку не граничат с ними и не расположены поблизости от них, но соседствуют они с персами… Они светлокожи, не безобразны на вид. И образ жизни у них не похож на скотский, как у тех» [Procop. BP I, III, 2]. По-видимому, за подобной характеристикой скрывается указание на культурную связь эфталитов с кочевыми иранскими народами Средней Азии, с хионитами и юэчжами[264]. Л. А. Боровкова, специалист по истории древнего Китая, предполагала, в частности, что эфталиты – это никто иные, как потомки древних кушан[265]. По мнению крупного исследователя гуннов Хьюн Йин Ким, профессора университета Мельбурна, белые гунны или эфталиты преставляли собой группу обычных гуннов, тюркский кочевой народ, отделившийся от основной массы соплеменников, а затем завоевавший территории Бактрии, Согдианы и западной Индии точно также, как когда-то в древности эти территории завоевали саки юэчжи[266]. Вероятно, воины именно этой группы гуннов с явно монголоидными чертами лица, в ламеллярных доспехах, изображены на знаменитой Орлатской пластине. При этом, как мы отмечали в книге «Император Алексей I Комнин и его стратегия», современные специалисты по истории кочевников раннего Средневековья, в частности, Янош Харматта и Питер Голден, склонны предполагать, что как гунны, так и древние тюрки Ашина в VI веке разговаривали в основной массе не по-тюркски, а на одном из восточно-иранских языков, близких к хотано-сакскому[267].
Использование Прокопием таких этнонимов, как «киммерийцы», взятых у Геродота, и «гунны», заимствованных из карт V века, возможно, даже из «Истории» Приска Панийского, сразу заставляет усомниться в адекватности использования им этнонима «массагеты». Кого же видит наш историк в качестве представителей этого древнего иранского народа, прославленного в кровавых
