зубами. Получив свинцовый гостинец, он рухнул на колени, схватившись обеими руками за развороченный живот. Вторым, огненный цветок схватил какой-то похожий на цыгана мужик, в гражданской одежде. Возникшее жжение в груди и темнота, опустившаяся на глаза, не позволили Марии увидеть, как развиваются дальнейшие события. Отброшенное назад, несколькими выстрелами в упор, её тело получило дополнительный удар штыком, как бабочку приколовшей мёртвую женщину, большой железной булавкой к поверхности стола, стоящего посреди комнаты.
Обрадованные долгожданной возможностью пограбить, победители, позабыв о своих раненых, рассыпались по комнатам поместья в поисках наживы. Каково же было их разочарование, при виде доставшейся им жалкой добычи. Ослеплённый бессмысленной яростью, молодой усатый паренёк, в заплатанной солдатской гимнастёрке, нашёл для себя и друзей новую забаву. Схватив одного из щенков, недавно ощенившейся Жучки, он стал подкидывать его тело вверх, пытаясь насадить на штык винтовки. Бедная собака, сначала беспомощно металась от одного обидчика к другому, жалобным воем пытаясь остановить эту кровавую оргию. Затем, защищая своих детей, она ухватила за ногу одного из обидчиков, изо всех сил стараясь своими мелкими зубами, добраться до ненавистной плоти. Она, так и умерла, получив множество ударов прикладом по голове, но не разомкнула челюсти, хоть как-то отомстив убийце своего потомства. Разгорячённые от извращённой потехи бойцы специального отряда, заметив затаившихся на крыше дома кошек, тут же азартно принялись палить по животным из винтовок и револьверов. Добившись, когда маленькое мохнатое тельце одной их них упало на землю, они с радостным рёвом добили несчастную штыками.
Молча, досмотрев конец неприглядного зрелища, двое бойцов отряда, в рабочей одежде, так и не принявшие участие в происходящих событиях, бессловно переглянулись, и, поправив тощие сидоры за плечами, пошли прочь, в сторону уездного города, взбивая дорожную пыль стоптанными солдатскими сапогами.
Столпившаяся у околицы, толпа жителей деревни, мрачно наблюдала, как горит дом их бывшего управляющего. Стоящий поодаль, пожилой батюшка, часто крестился, шепча про себя молитвы. Подошедший к нему, молодой паренёк, шёпотом спросил, священника, заглянув в его слезящиеся глаза:
- А, кто это, батюшка? Что, за люди?
- Это не люди. Это бесы.
- А, где у них рога и копыта?
- В душе, сын мой, в их чёрной, как сажа, душе…
******************
Ранним утром, из одинокого сарая, заваленного обломками каретных экипажей, вышла маленькая девочка, держащая в руках большую куклу. Недоумённо, посмотрев на дымящиеся останки родного дома, она немного покричала, поочерёдно зовя маму, бабушку и дедушку. Не дождавшись ответа, своим детским бесхитростным мозгом подумала, что это какая-то новая игра, решив подождать её окончание на речке, где в маленьком шалашике она часто весело проводила время с деревенской ребятнёй. Проходя между остатков, вытоптанной цветочной клумбы, она услышала тихий скулёж, и, нагнувшись, вытащила из травы чёрненького с белым щеночка.
– Ты, наверно, Жучкин сынок? Я возьму тебя с собой! Она подняла маленькое собачье тельце и прижала его к груди. Потом, посмотрела на куклу и сказала:
- Прости, меня, Маша, но я оставлю тебя здесь. Ты, не скучай, я приду потом. Жалобно заскуливший щенок, переключил её внимание на себя, и девочка, бережно придерживая нового друга, засеменила ножками к намеченной цели.
Деревенские дети, два дня украдкой носили Насте кашу с хлебом, и наливали в маленькую миску молока для её собаки. На третий день, возле убежища девочки, остановилась крестьянская телега, и большой, заросший чёрной бородой дяденька, взяв её на руки, передал доброй тётеньке, с опухшими от слёз глазами.
- Нишо, бог забрал у нас дочку, теперь дал взамен другую.
- Нишо, будем живы, не помрём…
*******************
Недовольно чертыхаясь, от каждого толчка, который подпрыгнувшая на очередном камне тачанка, отвешивала его пятой точке, начинающий чекист Фельдман, вовсю, ругался про себя за не очень удачный результат прошедшей операции. Нет, дворянскую поросль, конечно, постреляли, но пять бойцов положили. Пять! За несчастного инвалида и его баб. Хотя, чего их жалеть? Быдло, оно и есть быдло! – брезгливо взглянул он на своих, как всегда пьяных, подчинённых.
– Одна, мамзель, на высоте, оказалась. Лихо, она этих вражин положила!
Словив отходняк от очередной порции наркоты, вышеупомянутая мадмуазель, сладко спала, прижавшись щекой к нагретому солнцем стволу пулемёта. Это, и сыграло с чекистским отрядом самую скверную шутку в их пропащей жизни. Единственный, во всём подразделении, более-менее адекватный боец временно выбыл из строя.
Поэтому, внезапное нападение казачьего разъезда, непонятно по какой причине, занесённого в этот медвежий угол, оказалось для них полной неожиданностью. Увидев, направленные на себя дула винтовок, никто из чекистов, даже не подумал оказать сопротивление.
Скалящие зубы казачки, заставив красных бойцов, раздеться до исподнего, нарочито громко обсуждали между собой, что они сделают с попавшимися со спущенными штанами аника-воинами. Вдруг, внимание победителей привлекла женская головка, появившаяся за бортом шарабана.
Охь, ты гляди, тут баба! Да, справная какая! – плотоядно оглядел дюжий чубатый казачина ладную фигурку, выскочившей из повозки Сабуровой.
- Тю, сёдни позабавимся, чур я первый! - на ходу расстегивая ремень на шароварах, он с недвусмысленными намерениями сделал шаг по направлению к девушке.
Та, вначале призывно, повращав глазами, вдруг резко развернулась и побежала в сторону от дороги, по полю, покрытому спелыми колосьями пшеницы.
- Стой! Куда тебе тикать? Всё одно споймаем. Стой, хуже будеть.
Беглянка, внезапно развернулась, и, вытащив из-под полы кожаной куртки браунинг, сделала три выстрела подряд, целясь в пах неудачливому любителю женского тела. Довольно улыбнувшись утробному вою, скорчившегося на земле казака, она тремя меткими выстрелами, свалила с коней двух его товарищей. Седьмого выстрела не последовало, ожидаемо закончились патроны.
Опомнившееся казаки, разразились грубым площадным матом. Один из них, рывком пустив коня в галоп, с хеканьем рубанул шашкой по инстинктивно закрывшей руками голову чекистке.
У, курва! Таких гарных хлопцев положила.
Разозлённые непредвиденными потерями казаки, согнали пленных к обочине, велев раздеваться догола, ибо исподнее тоже цену имеет. Нехотя, потянув рубашку, Фельдман вовсю материл про себя покойную мамзель. Так, может, покуражились бы – и отпустили. Откуда, они знают, что мы из ЧК? Шанс, хоть маленький, но был. А, теперь всё, кранты!
- Эй, жидёнок, прервал процесс раздевания, один из станичников. – Ты, как умирать будешь, молча или с песней? – Тут, намедни, один такой же, как ты, чернявый и в очочках, Интерсеонал нам пел! Так, я аж заслушался! – заржал он, оглянувшись, на поддержавших его смех товарищей.
– Так, будешь петь то? Чё, молчишь, смелый что-ли?
- Не дождётесь,
