Книга Паноптикум - Роман Светачев

смотрели в небо. Точно так же в небо смотрел и я, когда лежал на дороге, подумал Горемыка и поежился. Ощущение близости смерти было уже почти что осязаемым, словно парило в воздухе, что его окружал. И тут он услышал это. Точнее, они оба услышали это и одновременно обернулись. За их спинами, где-то метрах в двухстах позади, по рельсам что-то бежало, точнее, не бежало, а… присмотревшись, Горемыка понял, что над шпалами летело нечто, напоминающее черную шаровую молнию, из которой периодически возникали руки-зигзаги, собранные из лучей черного света, и ощупывали шпалы и рельсы, словно ища что-то или кого-то.

— Бежим, — прохрипел Жук не своим голосом, — только не сходи с путей, пока я не скажу, беги только по путям, так как с них нельзя сходить!

И они побежали. Сердце Горемыки бежало тоже. Оно неслось, как загнанная хищником антилопа. Горемыка бежал и молился о том, чтобы он не споткнулся о шпалы и не упал. Когда они пробежали по скелету, тот издал мерзкий хруст своими костями, одна из них попала Горемыке под правый ботинок, и он чуть было не потерял равновесие. Жук бежал впереди, его рюкзак был для Горемыки чем-то вроде маяка. Сзади послышалось потрескивание, такое можно услышать сидя возле костра. Горемыка оглянулся через плечо и увидел, что черный шар приближается! Молнии-руки вылетали из шара все чаще, и они, казалось, хватались за рельсы, толкались от них, разгоняя шар.

— Что за дерьмо?! — заорал Горемыка, тратя драгоценный кислород на этот крик, но он не мог не кричать.

— Две минуты быстрого бега, — бросил ему через плечо Жук. — Две минуты, и мы спасены.

Они бежали, бежали, бежали. А сзади трещало все громче, а еще Горемыка заметил, что по железнодорожным путям пошли какие-то вибрации, и временами довольно сильные, затем сзади загудело, как от старого мотора, он оглянулся и увидел, что нечто стало еще ближе, оно уже примерно вдвое сократило изначальное расстояние, поверхность его блестела, как у отполированного бильярдного шара. Что же это такое?!

— Еще чуть-чуть, не оглядывайся! — прокричал Жук и ускорился.

Горемыка тоже ускорился, чтобы не отстать, и споткнулся, но не упал. Впереди был огромный дуб, он рос справа от насыпи и был такой широкий, словно держал на своих ветках-плечах все это огромное небо. Когда дуб остался позади, Жук спрыгнул с железнодорожных путей и скатился по насыпи вниз. Горемыка тут же последовал его примеру, щебенка ударила его в плечо и руки, он несколько раз перевернулся и остановился рядом с Жуком между корней огромного дуба. Шар добрался до того места, где они только что были, буквально через несколько секунд. Он замер там, где они спрыгнули с путей, и удивленно заозирался по сторонам, ища невидимыми глазами своих жертв. Горемыка боялся закричать, хоть и чувствовал, что шар не сможет покинуть пределов рельсов, иначе Жук бы не лежал так спокойно, но ему все равно было очень страшно. Несколько молниеподобных черных зигзагов вытянулись с поверхности шара и прощупали рельсы на том месте, с которого люди спрыгнули на насыпь, а затем шар, казалось, разочарованно полетел в обратном направлении, продолжая издавать стрекот и гудение.

— Что это было? — просипел Горемыка севшим голосом.

— Не знаю, — ответил Жук, хмурясь. — Я тебе поэтому и говорил о том, что здесь нельзя гулять там, где захочешь, и выбирать всегда самый короткий путь. В Полигоне происходят странные вещи, друг мой.

— А почему ты сказал не сходить с рельсов раньше определенного момента?

— Мы могли умереть, если бы сделали это.

— Но…

— Я думаю, нам лучше уйти отсюда, — сказал Жук, поднимаясь с земли, а черный шар тем временем, отлетев метров на двести, развернулся и двинулся обратно к тому месту, откуда Горемыка и Жук спрыгнули с рельсов.

— Вот черт, оно возвращается! — голос Горемыки срывается на визг.

— Идем вдоль рельсов, быстро!

Они идут, а сзади и чуть сбоку стрекот. Гребаный Полигон. У Горемыки кружится голова, хочется поскорее выбраться отсюда. Перед глазами крутятся черно-красные мячики, в ушах пищит, звенит. Шар пролетает мимо них и летит дальше. Его черные щупальца шарят по рельсам и шпалам, но, видимо, он не в силах сойти с рельсов.

— В Полигоне все поезда выглядят именно так? — спрашивает Горемыка и начинает смеяться заливистым собачьим смехом. Жук оборачивается на секунду, смотрит на своего спутника как на безумца, а затем продолжает бодро вышагивать вперед. Жук ненормальный. Он действительно псих. Потому что только сумасшедший будет посещать это место на постоянной основе, пусть даже и за деньги.

— На вокзале останавливаться не будем, — говорит Жук, лучше переночуем в одном из домов в Киселевке, завтра двинем до Рилки, а потом обратно к Границе. Уже завтра мы будем возвращаться домой, так что не паникуй.

— Хотелось бы верить, хотелось бы верить…

Деревня появляется на горизонте, когда они покидают лес. Местность здесь холмистая, и дома стоят в основном на возвышенностях, в низинах же когда-то были огороды, но теперь они превратились в заросшие камышами болотца. Жук идет и курит, дым его сигареты кружится в вялом и медленном вихре над головами людей. Хотя Жук похож на человека лишь отдаленно, потому что стоит посмотреть на него под определенным ракурсом, как становится понятно, что он — не человек. Горемыку это пугает, но он ничего не может поделать. Не возвращаться же ему обратно одному. К тому же возможно, что это просто Полигон воздействует на сознание Горемыки так, что он видит не то, что существует в реальности. Как, например, человека в соломенной шляпе. Он уже несколько раз, пока они подходили к деревне, видел призрачный силуэт, правда каждый раз вдали, и если он начинал пристально смотреть в то место, где, как ему показалось, кто-то был, то этот силуэт тут же исчезал подобно миражу. Солнце склонялось к земле, и его желтый глаз начинало уже закрывать веко горизонта, да вот только как такое могло быть? Ведь еще пару часов назад солнце было в зените, следовательно, сейчас должно быть не больше трех часов дня. Горемыка понимал, что спрашивать об этом что-либо у Жука бесполезно, так как он просто скажет, мол, это же Полигон, я тебе говорил.

Глава 4

Андрей выпил очередную стопку водки, крякнув от удовольствия, потянулся к тарелке с малосольными огурцами, и в этот момент в доме погас свет.

— Что за черт, опять пробки выбило, что ли? — недовольно протянул Степан хмельным голосом, и Андрей заметил в темноте, как силуэт друга поднимается со стула.