— Что понятно?
— Он портфель для вас оставил. К нему уже приезжали как-то... Потом уехали. После этого он и принес мне портфель.
— Обгорелый? — с надеждой спросил Пафнутьев.
— А! — Женщина безнадежно махнула рукой. — В этом доме сейчас все обгорелое.
— Тоже верно, — согласился Пафнутьев. — А приезжали когда? Вы говорите, что на машине?
— Позапрошлой ночью.
— Много их было?
— Вроде как трое.
— Молодые?
— Качки. Но один будто бы постарше. Игорем Александровичем зовут.
— Почему вы так решили? — насторожился Пафнутьев.
— А они так называли. Он за главного был, слушались они его.
— Так. — Пафнутьев поднялся по обгорелым ступенькам, прошелся по черным доскам веранды, качнул обгорелый каркас абажура. Изнутри дом выгорел начисто, остались только почерневшие чешуйчатые стены, железная кровать, провода, пустой электрический патрон, свисавший с потолка. — Так, — повторил Пафнутьев. — Похоже, игры на опережение не получается, маленько я не поспеваю за вами, Юрий Яковлевич. Но если у бабули действительно сохранился портфель, то и у вас успехов немного. Немного, Юрий Яковлевич, совсем немного.
Снова выйдя на крыльцо и вдохнув свежего воздуха, не пропитанного гарью и размокшими после тушения черными бревнами, Пафнутьев увидел на скамейке возле калитки согбенную фигуру Васи. Поставив локти на колени, он покуривал сигаретку и, похоже, дожидался, когда Пафнутьев выйдет на крыльцо.
— Привет, гражданин начальник, — приветствовал он Пафнутьева голосом негромким, даже каким-то шелестящим. — Как протекает жизнь?
— Как видишь. — Пафнутьев пожал суховатую ладонь киллера и сел рядом.
— Оплошали мы с тобой, Паша, — сказал Вася, кивнув в сторону черных остатков дома. — Наших людей убирают... Нехорошо.
— Что делать, — вздохнул Пафнутьев.
— Что делать, я знаю, — проговорил Вася голосом еще более тихим, но теперь в нем уже звучал металл. — Я виноват, — сказал он. — Я заглядывал к старику раза три и, видимо, навел. О нем никто не знал. Наверно, все-таки за мной «хвост» тянулся. Подружились мы с Иваном Степановичем. Приглашал к нему перебираться. Я согласился... Расслабился, придурок.
— Это кто?
— Я, кто же еще... Ошибки надо исправлять. Иначе в мире не будет порядка. Поделись, Паша.
— Чем?
— Мыслями.
— Какими?
— Не надо, Паша, нас дурить. Мы в одной лодке. Только ты на моторе сидишь, а я на веслах. Но я бы не согласился с тобой поменяться местами.
— Почему? — удивился Пафнутьев.
— Мотор шумит... Иногда глохнет. Винт в водорослях запутывается. Бензин может кончиться. Запах от него, канистры, то-се... Могу еще продолжить, хочешь?
— Не надо. — Пафнутьев покачал головой. — Я понял... Позапрошлой ночью здесь был человек по фамилии Шумаков. Он в прокуратуре работает. С Лубовским дружит.
— С Лубовским нельзя дружить. Он ему служит, — уточнил Вася.
— Возможно. Соседка рассказала... С какими-то качками на машине приезжал. Заходили к Ивану Степановичу... А через два дня пожар. Сказала, что огонь вспыхнул как-то сразу, будто бензину плеснули... Иван Степанович для меня пакет оставил, не исключено, что за этим пакетом и приезжали.
— Значит, не дрогнул старик, — пробормотал Вася. — Наш человек. Напрасно они с ним так, не надо бы... Ох, не надо бы... Коля звонил из Челябинска, предупреждал... Крутые силы задействованы, им нельзя останавливаться. Это как волчок... Если остановился — падает. Вот они и вертятся, боятся остановиться. Опять этот Шумаков... Знаю я его! — с легким раздражением произнес киллер. — По Челябинску еще знаю! Встречались. И опять придется.
— Что придется? — настороженно спросил Пафнутьев.
— Встретиться.
— Только ты это... В рамках закона.
— Конечно, — с кривоватой улыбкой ответил киллер. — Как я его понимаю.
— Ты о чем?
— О законе.
— Пойду к соседке загляну. — Пафнутьев поднялся, почувствовав, что разговор с Васей приобретает характер не просто рискованный, а даже чреватый. — Вроде Иван Степанович что-то для меня оставил, — пояснил он, опасаясь неожиданным уходом зацепить Васю.
Но тот все прекрасно понял, усмехнулся, как бы приходя к какому-то выводу.
— Ты не боись, Паша, — сказал он Пафнутьеву уже вслед. — Все будет путем. Кто-то ведь должен и за порядком следить, иначе в мире воцарится этот, как его... Беспорядок. Ты рули себе мотором, а я уж как-нибудь с веслами управлюсь. Мне весла больше нравятся... И на рыбалке, и в повседневной жизни, когда я с кем-либо оказываюсь в одной лодке. Мы и с Шумаковым были в одной лодке, но потом что-то произошло... То ли лодка наша затонула, то ли мы своевременно покинули ее и поплыли в разные стороны. И выбрались на противоположные берега. Правда, красиво выражаюсь?
— Во всяком случае, доступно.
При тушении ночного пожара деревянный забор между участками был сломан, втоптан в жидкую грязь, и Пафнутьеву не без труда удалось пройти к соседнему дому, почти такому же, каким был дом Ивана Степановича. Соседка ждала его и вышла на крыльцо, едва он переступил границу участка.
— Как, говорите, ваша фамилия? — спросила она на расстоянии, словно собиралась тут же спрятаться в доме, если услышит не тот ответ, которого ждала.
— Пафнутьев. Павел Николаевич.
— И документик имеется? — спросила она, не спускаясь с крыльца и не выпуская ручку двери.
— Имеется, — кивнул Пафнутьев и отработанным за годы службы движением вынул новенькое удостоверение следователя по особо важным делам.
— Да ладно. — Соседка махнула рукой, позволяя Пафнутьеву спрятать удостоверение. — Без очков я все равно ничего не вижу. — Вы вроде бывали здесь, у Ивана Степановича?
— Жил я у него неделю.
— Я видела вас. Проходите.
Внутри дома было сумрачно, маленькие окна, прикрытые занавесками, скорее всего, из старых простыней, почти не пропускали света. Пафнутьев оглянулся в беспомощности — куда бы присесть.
— Да вы садитесь к столу, у меня там светлее. Дело не в том, что я света боюсь, просто с маленькими окнами зимой теплее, не выдувает.
— Разумно, — согласился Пафнутьев и только тогда заметил в полумраке табуретку у стола. — А почему Иван Степанович решил вам отдать пакет?
— Доверял. Кому-то ведь надо доверять! У меня было время пройти испытательный срок. Значит, выдержала. — Она усмехнулась. — Шучу, конечно. Дело в том, что накануне к нему ночью гости нагрянули... Были недолго, но шумели много.
— Что значит — шумели?
— Голоса были громкие. Хотя пить — не пили. Вот после того как съехали, он наутро и пришел ко мне с этим пакетом. — Женщина прошла в угол комнаты, приподняла доску пола и вынула завернутый в целлофан, уже знакомый Пафнутьеву обгорелый портфель Лубовского. Положив его на стол, она села на табурет и, скорбно подперев ладонью щеку, молча уставилась на Пафнутьева.
