Чтоб мне лизали боги! – скуксилась Шути. – Тайное подземелье Молли!
– Боишься? – оскалился я.
– Кто? Я? Пф-ф-ф! – но осколки в её руках сжались с новой силой.
Чем дальше мы шли вперед, тем сильнее напряжение повисало в воздухе, а от вида пыточных орудий, что открывались в боковых комнатах, становилось некомфортно. Причем "орудия", по большей части, были жесткими... секс-игрушками. Вот тебе и мир наслаждений. Не хватало только крови на полу, хотя и без этого в воздухе буквально витала чужая боль, которая, я не сомневался, не всегда была добровольна.
– Ха-ха-ха-ха!
Смех из дальней комнаты заставил дернуться.
– Э-это... – насторожилась Лю.
– Это Шут! – понеслась вперед Арлекинша.
Я успел схватить малявку за шкирку, приподняв над полом, но еще какое-то время она болтала ногами.
– Не спеши, – холодно сказал я.
Шути успокоилась, несколько раз кивнув. Шаг за шагом мы приближались к источнику звука, и новые находки отнюдь не радовали.
"Они мертвы?" – дымкой просочилась Нова, присев возле одной из кукол.
Десяток марионеток лежали в два ряда около стен, на них виднелись ожоги, вбитые в тело гвозди, четкие следы от удара металлическими розгами, что содрали бы с человека кожу.
– Они пустые, – грустно подтвердила Любовница.
Пытки до смерти?
Наконец перед нами открылась центральная комната, она же финальная. Мы спрятались у боковых стен и осторожно заглянули внутрь.
– Ха! Давай еще что-нибудь, а то мне уже скучно!
На столе, прибитый гвоздями, лежал Шут. Выглядел он потрепанно, и все те же следы, что и на мертвецах, полностью покрывали его тело, хотя вел он себя бодро и весело.
Пыточный стол был вертикально поднят на цепях. Длинный весельчак давил широкую улыбку и, двигая головой, звенел своей шапкой скомороха.
– Просто признай, что служишь госпоже, и ты свободен. – Внушительная надзирательница, зятянутая в кожу, положила вторую пару рук на бедра. У этой извращенки четыре руки! И в верхней паре она держала раскаленный прут. Судя по тому, что рядом нет никакого огня, эта хреновина магическая и всегда в таком состоянии.
– Да разве я сказал, что устал? Ха-ха-ха! – хохотал пленник. – Мне интересно, сколько у тебя терпения, дорогуша!
– Слизняк! – Четырехрукая кукла нанесла два мощных удара по ребрам Шута. И для куклы у этой женщины особо выделялись мускулы. – Говори! Кому ты теперь служишь?
– Ох, – выдохнул весельчак и сник, как будто сдавшись. – Хорошо... Хорошо, – кивнул он. Надзирательница отступила. – Я служу... – и снова зубастая улыбка. – Утробе твоей мамаши, которой у тебя нет! Ха-ха-ха-ха!
Шути закрыла рот ладошками, сдержав смешок. Да уж... Специфичный у них юмор.
– Хватит! – Надзирательница, схватив Шута за горло, прижала его голову к столу. – Может, мне выжечь тебе глотку? – наклонила она раскаленное орудие. – Чтобы ты больше не открывал свой поганый рот?
– А как же любовь для всех и каждого? – вышел я из укрытия.
– О-о-о-о, это же мой друг! М-м-м, Сиф? Биф? – издевался Шут.
– Кто посмел?! – резко развернулась кукла, сразу подняв раскаленную штуку, словно меч.
– Я забираю болтуна. Хочешь жить, отойди в сторону, – нарастил я когти.
"Госпожа боли" была явно удивлена живой плотью, стоящей перед ней. Но за считанные секунды шок сменился любопытством, любопытство решением, решение – явным желанием. Облизав губы черным, как смола, языком, оставляя такие же тягучие слюни...
– М-м-м, – улыбнулась она. – Как давно я не игралась с плотью! – Еле заметные глаза под кожаной маской вспыхнули желтым светом. – Что же тут делает человек? Неважно. – Сама спросила, сама ответила. – Но из моего убежища я тебя не выпущу!
– Значит, ты выбираешь смерть, – уже приготовился я к рывку.
– Клиф! – плечо Любовницы столкнулось с моим, испуганный голос привлек мое внимание, как и то, что она попятилась.
– Пустое говоришь, корова! – так же сделала Шути.
Я полуобернулся.
Покалеченные тела один за другим поднимались с пола, и их глазницы также наливались желтым светом. Куклы-мертвецы! Ковыляя вперед, они уже тянули руки, мыча и бормоча: "Удовольствие, боль, да, госпожа".
– Нам надо... Р-р-р!
Удар!
Надзирательница налетела на меня, толкая из комнаты! Её силища была подобна силе оборотня, оттого мы, расталкивая всех вокруг, пролетели сквозь восставшую толпу.
– Клиф! – снова повторила Лю, быстро поднявшись на ноги.
– Я разберусь! Спасайте Шута! – только и успел крикнуть я, скользя ногами по каменному полу.
* * *
– Чего делать будем? – паниковала Шути.
– Освобождать друга, – спокойно произнесла красноволосая, встав наперекор толпе мертвецов и приподняв подол. – Главная цель он.
– Ну, это без проблем!
Арлекинша подбежала к столу и, быстро поняв, что пленника удерживают только огромные гвозди в руках, подпрыгнула, вцепившись в правый. Малый рост позволил ей подтянуть ножки, и так, упираясь ими, она буквально тянула всем телом.
– Кексик? Ты что тут делаешь? Ха-ха-ха! – веселился Шут.
– А что, не понятно? – тянула изо всех сил Арлекинша, но чертов гвоздь не поддавался. – Сучья мать! – рывками дергала она.
В этот момент из-под платья Любовницы одна за другой появились танцовщицы.
– Убить их всех! – скомандовала королевская.
И две группы слуг налетели друг на друга. Тесное пространство подземелья заполнил вихрь безумного боя. Куски тел отрывались, падая мертвым деревом, и, хотя танцовщиц было меньше, их скорость и грация компенсировали численное превосходство противника. Но все равно… Восставший поймал одну из девушек за руку, и его аномальная сила позволила ему кинуть её в стену, отколов кусок каменной кладки. Мертвецы, не упустив возможность, словно звери налетели со всех сторон, пожирая дерево, как плоть. Так же случилось со следующей танцовщицей, но в этот раз подоспела Любовница, метким ударом оторвав своей слуге руку и тем самым спасши её.
– Не позволяйте им себя схватить!
* * *
– Ра-а-а! – не выдержал я, когда раскаленная палка впилась мне в плечо, сразу прижигая кровавое мясо.
– Да! Кричи! Кричи, человек! – возбужденно говорила надзирательница. Но новое удивление поубавило ее победный кураж.
Я наконец затормозил, прекратив её толкать. Моя кожа начала разрываться, а мускулы увеличиваться в размерах. Из моей груди вырвался смешок.
– Человек?
Кукла следила за моим лицом, поднимая голову все выше, и, когда перед ней
