Книга Незримые тени - Дея Нира

– Знаю, дорогая. Признаюсь, ты мне нравишься, и я рада, что моему Деметрию досталась такая жена, как ты. Уверена, у вас все будет хорошо.

Этот внезапный разговор многое прояснил.

Марине стало понятно, откуда берутся холодность и закрытость Деметрия. Значит, он такой с самого детства. Но ее встревожило другое: то, чего боялся смотритель, когда его сын был маленьким. Она ведь и сама как-то наблюдала внезапное преображение Деметрия.

Звериная маска порой тревожила ее память, как и случай с матросами. Марина до сих пор не могла ответить, что же произошло ночью в переулке и могло ли ей померещиться то, что увидела. Она до жути боялась об этом думать и предположить, что Петер мог быть прав.

Затем в ее голове проносились какие-то отдельные моменты, которые складывались пока еще в неясную картину. Таинственность, которой Деметрий себя окружал, книги по оккультным наукам, которыми он всегда интересовался, заспиртованные части тел в банках, на которых она боялась смотреть. Посетители, приходившие по ночам, прячущиеся под капюшонами и масками.

Разве людям с чистой совестью есть что скрывать?

А то, как Деметрий относится к сестре?

Он весь менялся, стоило им только встретиться. Разве он когда-нибудь так же смотрел на Марину? И хотя Деметрий стал вести себя иначе и больше проникся к ней, она чувствовала, что в его сердце могло хватить с избытком любви, если бы только пожелал открыть его. Те часы, которые он уделял ей, можно было бы пересчитать по пальцам.

Иногда девушке хотелось упасть на колени и умолять о любви. После их первой близости стало ясно, что за броней холодности и отстраненности скрывался ураган страстей и чувств. Но показывать их чаще Деметрий не собирался по своим причинам.

После той ночи Марина размечталась, что теперь все пойдет по-новому и у них еще будет множество подобных ночей. Но муж разочаровал ее.

Если бы он не находился у нее постоянно на виду, решила бы, что он завел любовницу. Может она в чем-то виновата, раз Деметрий не хотел ее? Марина придирчиво осматривала себя в поисках изъянов: не красавица, но и безобразной бы себя не назвала.

Девушка поняла, что сравнивает себя с сестрой мужа. А сравнивал ли он их когда-нибудь?

Вопросов возникало много, но Марина часто запрещала себе углубляться в них, иначе она могла додуматься то такого, что попросту свело бы ее с ума.

Тем временем она даже не догадывалась, что и в супружеской жизни Софии уже не все так гладко, как когда-то.

Несколько раз София предпринимала попытки разжечь былую страсть, но как только приближалась, чтобы обнять Антония, он уклонялся или уходил. Вставал пораньше, чтобы позавтракать, заняться делами и лишний раз не встречаться с женой. Просить его о внимании ей не позволяла гордость, но ощущение поражения выбивало из равновесия.

София негодовала и злилась, впадая то в истерику, то в холодное молчание. Она пыталась расспросить его о том, что происходит, но Антоний даже не мог внятно объяснить причину.

Главное, было избегать ее пристального взгляда, прикосновений, которые обжигали, словно каленое железо. Он говорил себе, что не должен смотреть на нее, иначе набросится на эту женщину, чтобы снова и снова жадно целовать ее губы, лицо и плечи, как прежде. Ведь чем дольше он находился вдали от нее, тем легче у него становилось на душе. Антоний словно рвал нити между ними, которые опутывали его с ног до головы и привязывали к ней.

Иногда ему хотелось закричать, разбить что-нибудь или… ударить ее. А еще представлял, как мчится к ней, открывает рывком дверь, хватает ее и осыпает бесконечными поцелуями, чтобы забыться в ее объятиях и насладиться их близостью. Но если он не выдержит и сделает так, то потом возненавидит не только ее, но и себя. Поэтому Антоний держался как мог, погружаясь в работу на ферме до изнеможения, чтобы потом прийти в небольшую комнату около детской и там упасть на кровать, погрузившись в спасительный глубокий сон.

Он постоянно спрашивал себя, как так могло случиться, что вдруг осознал страшную силу жены, и почему бы ему просто не подчиниться ей, чтобы все стало, как раньше?

Они были семьей, у них росли дети… Почему в нем открылся этот первобытный страх перед ней?

Откуда это недоверие, будто она обманула его?

Порой ему случалось напиться до чертиков. Пил так, чтобы не мог подняться и пойти к этой ведьме, которая наложила на него ужасное заклятие, от которого он так мучается.

Слуги, конечно, давно обо всем догадались. Они порой испуганно смотрели на него, впрочем, как и дети, которые чувствовали разлад между родителями.

Могли пойти разные слухи, и Антонию этого не хотелось, однако делать вид, что он доволен и счастлив, ему не удавалось. Он старался больше времени уделять малышам, гулять с ними и играть, но стоило Софии появиться рядом, как ему хотелось бежать подальше от нее.

– Это все из-за сгоревших конюшен? – спросила она как-то, когда муж снимал грязные сапоги после полевых работ.

Он замер, обдумывая вопрос, и отбросил сапоги в сторону.

– Не знаю. Отчасти.

София сжала руки и сделала несколько шагов по направлению к нему. Антоний бросил на нее взгляд.

Пробивающиеся сквозь окна солнечные лучи озаряли ее распущенные волосы и длинное зеленое платье. Солнце вспыхивало в ее локонах и в прозрачных камнях ожерелья на длинной шее. На ее лице играла легкая улыбка, почти покорная, но он знал, что это притворство. Она никогда не была покорной. Антоний сделал усилие и отвернулся, сжав зубы.

– Я приму ванну и уеду. Много дел в городе.

– Опять? – в ее голосе послышались нотки разочарования. Антоний испытал злорадное чувство удовлетворения.

– Да, – прозвучал его небрежный ответ. – Опять.

Мужчина ощутил небольшой прилив сил от этой маленькой победы. Вот так, шаг за шагом он избавится от этого коварного наваждения. Пока не увидит, что жена полностью подчиняется ему, ни за что не простит ей свою прежнюю слепую покорность.

Он хотел навсегда стереть с ее лица то неуловимое выражение бесконечного превосходства, которое София всегда демонстрировала.

– Нравится унижать меня? – ее голос зазвенел от ярости.

Кажется, о покорности пока речи не шло. Но он ничего не собирался ей объяснять. Чтобы жена стала кроткой, надо довести ее до черты, до отчаяния. Она должна устать бороться. Настанет и его черед быть снисходительным.

София не знала, что и думать. Отталкивая ее, он провоцировал обратное действие. Теперь она знала наверняка, что не отступится, пока не добьется того, что муж приползет к ней на коленях.

Сильный Антоний еще станет умолять о прощении. Она пообещала себе это еще в тот день, когда он оттолкнул ее. Конечно, она простит его, но не сразу.

София старалась ничем не выдать своей