которые перевернули жизнь Армении, Кавказской Албании, а затем и всей Европы.
…«Великий царь Армении» Тиридат возвысил своего родственника Григория: у них получился выгодный союз. Любопытная деталь – правитель Армении узаконил за собой титул «царь», почему? Правитель Кавказской Албании, объявив о новой Церкви, тоже стал зваться царем. Факт, который без знания особенностей тюркского общества вряд ли можно объяснить.
У тюрков титул «царь» носил хан, у которого жил главный священнослужитель. То – высший титул светской власти, ей обязаны безропотно подчиняться другие ханы. Напомню, титул связан именем Гесера, тюркского Пророка, сына Бога Небесного{249}. Отсюда то благоговейное почитание царей, отсюда та постоянная борьба за царскую корону и за «правильность» веры. Десятки новых нюансов обретают известные истории, прежде казавшиеся обычными и даже будничными.
Тиридат III и Григорий Просветитель. Барельеф. Эчмиадзин. Армения
Корона царя Тиридата III. Копия. Эчмиадзин. Армения
Вернувшись к запискам Фавста Бузанда, я уже другими глазами читал текст: «Приведя в порядок и восстановив все церкви, находящиеся в той стороне, он прибыл в стан аршакидского царя мазкутов, имя которого было Санесан, ибо и их цари и армянские цари были одного и того же происхождения и рода (выделено мною. – М. А.). И он пошел. И представился маскутскому царю, повелителю многочисленных войск гуннов, встал перед ними и стал проповедовать христово евангелие, говоря им: познайте Бога!»{250}.
Аршакиды! Опять! Санесан и Григорис – оба Аршакиды – встретились, спираль истории повторялась, совершив новый виток. Разыгрывалась кровавая драма со старым сюжетом – злодейское убийство одного Аршакида другим…
Что стало истинной причиной трагедии, не знает никто. Очевидцы событий не оставили письменных свидетельств. Возможно, все было так, как повествует Фавст Бузанд, возможно, иначе. Не вызывает сомнений лишь факт гибели Григориса.
Его предали мучительной смерти в стане повелителя гуннов. «Они поймали дикого коня, привязали юного Григориса к хвосту его и пустили по полю вдоль берега великого северного моря, за пределами своего лагеря, по полю Ватнеан, и таким образом они погубили добродетельного проповедника», – пишет Фавст Бузанд{251}.
Жернова Господни мелют медленно, но неумолимо. Когда-то Анак (Апак) – прадед юного епископа выступил в страшной роли цареубийцы. Теперь по воле человека из того же царского рода Аршакидов прервалась жизнь Григориса.
Что предписано Тенгри, того не избежать! И Григорис покорился неизбежному.
В день, когда оседлали небес скакуна,Когда дали созвездиям их имена,Когда все наши судьбы вписали в скрижали –Мы покорными стали. Не наша вина.
Неотвратимо возмездие Судьбы, оно настигает невинные души.
После казни Григориса войско Санесана захватило Армению, но эта «победа» ничего не решала. Не на поле брани выковывался ее стержень. Команды войску отдавал Санесан, однако фактическим повелителем «многочисленных войск гуннов» был персидский шах{252}. Персидские правители Сасаниды оказались умелыми политиками. Играя на человеческих слабостях Аршакидов, без боя одерживали над ними верх в одном «сражении» за другим.
Когда-то Шапур I руками Анака (Апака) устранил царя Армении. Теперь Шапур II с помощью Санесана пытался подчинить себе все Закавказье. Да, убили Григориса тюрки. Но истинным виновником гибели юного проповедника был персидский правитель, он – организатор убийства и его соучастник…
Много веков ушло у новых правителей мира, чтобы вытравить людскую память и заставить забыть о Кавказской Албании. Забыть, что Кавказ – зеркало, где иначе отражается прошлое Европы и где иначе читаются события ушедших столетий.
Огюст Роден. Мученик. 1885
Григорис стал Георгием, Санесан – Дадианом, но мучителем святого по-прежнему называли персидского правителя{253}. Народная память тем и сильна, что не исчезает.
Выходит, легенда – некий образ Времени, готовая его модель, его лик, и притом более достоверный, чем иной научный трактат или даже летопись, которые все-таки подпитывала и поддерживала политика, призванная восхвалять правителя, оправдывать его поступки.
Легенда же не имела ни автора, ни редактора. Народ и Время «шлифовали» текст.
«Чудеса там, где в них верят…»
Об обретении мощей святого Григориса в Амарасе объявили при Вачагане III Благочестивом. У царя Кавказской Албании «было сильное желание обрести мощи святого отрока», – сообщает летописец. И на то были свои причины
Все новые драгоценные подробности извлекал я из древних преданий. Они приводили в восторг, так радуют старателя крупицы благородного металла при промывке золота. Легенды подтверждали мой вывод: Григорис и Георгий – один человек! Одно лицо! Сомнений уже не было.
Народное творчество помогло понять то, что вроде бы исчезло, подзабыто, но веками хранилось в человеческой памяти. Неосознанно. Переиначено. Однако хранилось. И сохранилось!
Апокрифы, фольклор, они – как глоток чистого воздуха, как живительная влага, в них «мед поэзии». Это литературные произведения, не признаваемые Церковью: предания, легенды, песни, стихи, их именуют народными. Можно запретить книги, исказить что-то на бумаге, но всех людей нельзя принудить к молчанию…
Народное творчество сербов, болгар, хорватов и других потомков тюрков на удивление согласуется с преданиями забытых ими собратьев. Иначе и быть не могло! Руки церковной цензуры не коснулись восточных территорий Великой Степи. Мусульманские Турция, Иран, Татарстан, Башкортостан, Азербайджан уберегли весть о святом Хызыр-Илйясе – о Георгии-Джирджисе.
А правда не бывает разной – она одна у всех…
«Радуйся, яко тобою Церковь верных просвещается: радуйся, яко имя твое и между неверными (выделено мною. – М.А.) прославляется», – говорят в молитве Георгию болгары, русские, сербы, украинцы, хорваты, храня память о том, что именно этот святой духовно объединил Восток и Запад… Вновь и вновь остается повторять: память человечества вечна, она бережет даже то, что велено забыть!
Антонио Пизанелло. Святой Георгий и принцесса Трапезундская. 1436–1438
На создание картины Пизанелло вдохновили легенды и реальная история тюрков. Принцесса Трапезундская Феодора, выданная замуж за тюркского правителя, вошла в историю как Деспина-хатун
Апокрифы и фольклор вопреки злу и кострам инквизиции сохраняли то, что, по замыслу Рима, должно было исчезнуть. Нет, они не опровергали «официальную» версию – они не замечали ее, умело дополняя деталями, которые приобретали особый смысл. В них память, которую не сотрут столетья:
Пусть опрокинет статуи война,Мятеж развеет каменщиков труд,Но врезанные в память письменаБегущие столетья не сотрут.
Сербохорватские, болгарские, англосаксонские, славянские, латинские произведения хранят краски, оттенки живой жизни, вроде бы давно минувшей, но продолжающейся сегодня. Их информация столь же бесценна, как сведения географических карт.
В англосаксонской средневековой поэме воина перед смертью волочат лицом по земле, что полностью совпадает с известием Фавста Бузанда, о котором автор поэмы даже не слышал. Он начинает с заявления: «Неверные неверно написали в своих книгах о св. Георгии; мы хотим объяснить вам, в чем заключается правда». И далее следует рассказ о теологическом поединке, в котором главенствовало слово{254}. Трудно назвать такие детали совпадением!
Я испытывал непередаваемое чувство благодарности, смешанной с восхищением, к людям, сохранившим древние предания. Соль земли… Они представляли особый клан в обществе, считались едва ли не монахами, людьми замкнутыми, с феноменальной памятью, их готовили с детства, они жили среди легенд и историй, эти безымянные хранители древности.
То, что говорил сказитель в своих песнях, исполнялось перед царями и каганами, и было сущей правдой, а искажение любого исторического факта стоило исполнителю языка. Традиция вместе с Великим переселением народов пришла в Европу, ей, например, неукоснительно следовали скальды{255}. Их творчество заметно повлияло на литературу Средневековья.
Легенды, в отличие от надуманных продуктов мифотворчества, – это трамплин, с которого порой начинался полет удивляющих мыслей, он – точка опоры, способная при умело подобранном рычаге перевернуть мир незнания… Легенды и помогли мне
