Что значит, ты приехал за мной? Какого хрена, Денис? — повышаю я голос, уже не задумываясь, что Гордеев не тот человек, на которого стоит орать.
— Я не понимаю, в чем проблема, — с каменным лицом сообщает мне Ящер.
— В чем проблема? — не верю своим ушам. — Серьезно? Может, в том, что я не игрушка? Не девочка по вызову? Может, у меня есть свое мнение? Или своя жизнь? Возможно, личная?
— Мне не нравится твоя личная жизнь без меня, — высекает он.
У меня пропадает дар речи. Даже не «не нравится его личная жизнь без меня», а именно мне другой не положено! Таращусь на него в полном шоке от такой наглости!
Видя, что я пока не могу подобрать слов для возражений, Денис продолжает:
— Тебе будет со мной хорошо. Я же тебе нравлюсь. Почему нет?
О мой бог! Дай мне сил не пристукнуть этого чурбана!
— Мне много, кто нравится, — Денис скрипит зубами. — Это не повод ни для чего! Ты свалил в закат, не объявлялся, а теперь появился типа «за мной»? Почему нет? Может, потому, что я не резиновая кукла в дорогу?
Я уже почти кричу в голос, и, сдается мне, меня слышно по всей квартире, несмотря на закрытую дверь.
— А может, потому, что и недели не прошло, как тут трется Костя, — рявкает Гордеев, выплевывая имя Арзамасова, как ругательство.
— Ты откуда знаешь? — я упираю руки в боки. — И что из того, что трется?
Ящер нависает надо мной опасной скалой и, обхватив мой подбородок сильными пальцами, говорит мне в лицо:
— Я все знаю, Ксюша. Я привык за своим следить.
— Своим? — я перехожу на позорный ультразвук. — Ты совсем с ума сошел?
Я луплю его груди, мне сейчас так обидно, что по-другому я выплеснуть это не могу.
— Да, своим, — рубит он. — И никаким домашним маменькиным хренам я свое не отдам.
— Это не тебе решать! Я могу выбрать его и все, и ничего ты не сделаешь! Сердцу не прикажешь! Или ты об этом не знаешь, потому что у тебя сердца нет?
— Сердца? А хочешь, я прям сейчас, сделаю так, что ты сможешь говорить только «да»? — Гордеев придвигается ко мне вплотную, и я ощущаю жар раскаленного тела, и нечто твердое упирается мне в живот.
— Не все решается через койку!
Мы орем друг на друга. Плевать, кто и что слышит.
— Ну если только так можно тебя пронять, — огрызается Денис.
Ах, я еще и черствая? Скотина! Бесчувственный болван! Сволочь!
— Уходи, — я заставляю себя говорить спокойно. — Я тебе благодарна за все, но уходи.
— Сейчас я уйду. Тебе надо подумать, Ксюша. И смириться. Я без тебя не уеду.
Глава 50
Гордеев выходит, толкая дверь. Вижу отскочившую в сторону маму, Лешка стоит рядом. Тоже уши грел. Я так вопила, неудивительно, что они пришли подслушивать. Все равно секретного разговора не вышло.
Слышу, как Денис шуршит курткой.
Вот, значит, как?
Смириться?
А сам уходит?
По его мнению, он суперски аргументировал! Я приехал. Без тебя не уеду. Ага. Разбежалась! Бегу, теряя тапки!
— Елена Анатольевна, всего доброго, — мрачный голос не согласуется с пожеланиями.
Звук закрывающейся двери.
— Ксюх, — начинает Лешка, но я на него даже не смотрю.
— Отстань.
— В смысле отстань? — заводится брат.
— Отвянь, отвали, скройся с глаз! — рявкаю я.
Мама тянет калечного от моей комнаты:
— Леш, правда, не сейчас…
Демонстративно сопя и выражая свое негодование, Лешка все-таки внимает ее совету, а я запираюсь в комнате. С днем рождения меня!
Правда, долго побыть одной мне не дают. Кто-то скребется в дверь.
— Ну что там? — открываю я, готовая спустить всех собак, настолько мне обидно.
За дверями снова брат, и я закипаю еще больше. Ну неужели не понятно, что сейчас не время для нотаций?
Но Лешка какой-то пришибленный.
— Ты чего ревешь? — грубовато спрашивает он.
Реву? Я? Провожу ладонями по лицу — и точно, слезы. Я даже их не почувствовала. Совсем не собиралась я плакать из-за этого Ящера! Бесчувственный, непробиваемый, холодный, эгоистичный!
— Ничего, — буркаю я. — Чего надо? Дай мне просто пережить этот день, а?
— Я так понимаю, это тебе, — хмурясь, Лешка протягивает мне красиво упакованный сверток.
Шмыгая носом, я забираю из его рук что прямоугольное, завернутое в красно-золотую обертку, увенчанное пушистым бантом. Развязывать его не спешу. Для меня это личное, а брательник торчит рядом, по глазам вижу, ему любопытно, что там внутри, но после того, как я зыркаю на него, он смиряется и ковыляет к себе.
Усевшись на кровать и размазывая все еще текущие слезы по лицу, я разворачиваю шелестящую упаковку и достаю плоский футляр, обтянутый бархатом густого синего цвета с серебристым тиснением на крышке.
Погладив пальцами ворсистую ткань, я решаюсь заглянуть внутрь.
На пухлой подушечке лукаво поблескивает изящное колье из белого металла. Не серебро. Подвеска украшена искрящимися в электрическом свете прозрачными, как слеза, камушками.
Очень красиво, но перед глазами все расплывается еще сильнее.
Дурак!
Я пошевелила украшение пальцем. Тоненькое. Мне нравится.
Но иррациональное разочарование, что это не коробочка с кольцом, мешает восхититься по-настоящему.
И я дура.
Какое кольцо? С чего бы? И вообще это все из мелодрам: он встает на одно колено и просит ее руки. Я просто не могу Ящера даже представить за таким поступком. Я же изучала это все. Вся фигня с коробочкой и коленом — маркетинг, чтобы ювелирку продавать.
И все равно, грустно. То есть так? Вот тебе цацка, поехали?
В горькие мысли врывается телефонный звонок.
Вот и вспомнили про меня, сейчас начнутся поздравления. Беру мобилку в руки — Арзамасов.
И приятно, и раздражает. Раздражает, что не Денис.
Но Костя-то ни в чем не виноват.
Глубоко вдыхаю, стараясь выровнять голос, и отвечаю на вызов:
— Ксюша? С днем рождения! — бархатистый голос полон искреннего тепла, это чувствуется. — Я не помешал?
— Спасибо, нет. Конечно, не помешал, — бодро отзываюсь я.
— Не знаю, насколько это удобно, но я бы хотел тебя поздравить. Не хочуу напрашиваться на семейный праздник…
— Кость, что-то у меня с семейным праздником не задалось, — хмыкаю я. — Так что я совершенно свободна.
— Все хорошо? — я слышу обеспокоенность.
— Да, все в порядке, — вру я, разглядывая красные глаза в настольном зеркальце. — Просто подумала, что мне не помешает проветриться.
И тут же спохватываюсь, что это уже с моей стороны звучит так, будто я напрашиваюсь, но, кажется, мои слова радуют Арзамасова.
— Отлично! Как ты смотришь, если я за тобой заеду? Выйдешь?
Боже, это
