корабля кто-то бежал в сторону каюты капитана. Раздался звук бьющегося металла о металл. Кто-то сражался. Послышались снова крики, а дверь в капитанскую распахнулась и один из моряков стоя в дверях закричал:
– Капитан! Они требуют… – он не успел договорить, потому что из его лица уже торчал окровавленный наконечник стрелы.
Все семеро офицеров повыхватывали свои ятаганы и скинули на пол плащи. Салман сделал то же самое, под плащом он был в полном боевом облачении, в лёгких доспехах из чёрного металла. В руках у него уже был его великий клинок «Жнец» во всей красе.
– Да-к вы знали? – только и успел выговорить Авенир, когда мимо него на палубу выбегали офицеры из покоев Салмана.
– Знал. Этот шелудивый безродный пёс Икатис пытался со мной договориться, а обезумевший старый дурак владыка Пармалентон повёл себя ещё наглее и попытался запугать меня. Меня! Капитана Салмана Салет Ахли! – капитан явно был раздражён, чего за ним никогда раньше не замечалось – он потребовал, что бы я вас сдал ему, как убийц, воров и разбойников для божьего суда.
– Вы отказались, но почему?
Капитан не ответил.
– Иди за мной, тебе надо забрать коней и ваши вещи. Мои люди на всякий случай их подготовили.
На палубе шёл бой. Хорошо обученные рыцари в пластинчатых доспехах имели подавляющее преимущество в схватке. Убитыми лежали в основном только моряки из команды Салмана. Авенир с мечами в руках на полном ходу ударил одного из рыцарей через доспех, и пробил его насквозь. Кровь хлынула на чистую сталь и дикий вой разорвал гвалт битвы. Салман двигался впереди, прорубая путь к лестнице, ведшей вниз. Его ятаган сверкал, отсекая руки противникам и нанося страшные раны в незащищённые места. Капитан, в отличие от Авенира, не мог пробить броню панциря своим клинком.
Спустившись в трюмы, они сразу бросились к той части грузового отсека, которая была переделана под конюшню. Кобылы братьев и конь Яры были готовы, с уже нагруженными седельными сумками на них, осёдланы и подбиты. На спинах у каждой позади седла теперь ещё была свёрнутая в валик попона. Все вещи были тут, а скакунам не терпелось ринуться в путь прямо сейчас.
– Забирай их и уходи. На северном причале есть надёжный плот, он переправит тебя на тот берег, – проговорил скороговоркой капитан, – возьми это, доберись до Альванских островов и отдай свою плату за спасение моей дочери Илидайе. Сделаешь?
– Я передам, – ответил Авенир, глядя в глаза старика, готового умереть за него, за свои принципы, за свою честь и своё имя.
– Ну чего ты ждёшь? Уходи же! – рявкнул Салман, а где-то в трюме уже во всю шла битва.
Она приближалась всё ближе к тому месту, где только что был Авенир. Сам же он вывел всех трёх лошадей через грузовой трюм по перекидному мостику на причал с обратной стороны корабля. Тут никого не было, все конные рыцари стояли у подъёма на корабль, сразу же с другой стороны судна.
– Ну что, Ночка, давай, только тихо, – проговорил он своей лошадке на ухо и погладил по косматой гриве.
Оседлав лошадь, он отправился прочь от корабля «Водяная гарпия» в сторону крайнего северного причала.
Там действительно был широкий и крепкий с виду плот. Нашептав что-то своей лошадке на ухо, он ввел её на деревянную бревенчатую поверхность. Следом за ней вошли и вороная кобыла Эфрона и конь Яры, фыркая и выдыхая пар.
Ночью было прохладно, но снега тут не было. Колоссальных усилий стоило Авениру перетянуть плот на другой берег. Трос был очень толстым, но хуже всего то, что он был мокрым. Руки проскальзывали и замерзали, так как на ночь из воды трос никто не вынимал. Это был так называемый дежурный плот.
Высадившись на левом берегу, Авенир направился за Эфроном и Яроликой.
Ворвавшись в питейную, где уже почти никого не осталось, он не нашёл ни брата, ни их спутницу. Девушек, что пели у камина тоже не было.
– Уважаемый, не видел тут такого здоровенного парня? Он ещё на дудочке играл? – спросил Авенир у старика за ближайшим столом.
– Чавось? Не понял, глуховастый я, сынок. Говори громча! – ответил ему дед, явно хмельной от выпитого пива.
– Они их увели. И девушку и парня. Они живут за оградой, в лесу. Прямо по главной дороге, а потом увидишь, там дальше, – сказал незнакомец в грязном фартуке.
Повторять не было нужды. Авенир выскочил из помещения и взобравшись верхом на свою Ночку ринулся вперёд, на выход из города.
Повздорив с охраной, не хотевшей отпирать ворота, Авенир всё-таки добился своего и уже подъезжал к лесной дороге, уходившей в глубину ночного леса. Приостановившись на въезде под сень деревьев, Авенир посмотрел на небо, тяжело выдохнул, и двинулся дальше.
Он так и не понял, сколько проехал по ночному лесу, но дорога сама его вывела к двухэтажной усадьбе из очень толстых и крупных брёвен.
Дом был вековой, на зависть всем. Сам Авенир таких никогда не видел. Странным было то, что вокруг дома не было ни частокола, ни даже простого забора. Все стены были покрыты плющом и прочей растительностью. Дом плотно окружали деревья, а одно росло сквозь крышу, уходя кроной высоко к небу.
Привязав всех троих лошадей у входа, он поднялся по ступеням на веранду и постучал в дверь. Точнее хотел постучать, но она сама распахнулась, а в голове пронеслось знакомым голосом сказанное «входи, Авенир». Он на всякий случай поозирался по сторонам, хотя понимал, что рядом точно никого нет.
Войдя в прихожую, он увидел разные полотна на стенах, красивые ковры, застилавшие весь пол, занавески на окнах с узорами и вышивкой. Дом внутри был невероятно уютный и какой-то живой, что ли. Наверное это потому, что всё в нём было создано с душой и любовью.
Пройдя через коридор в гостиную, Авенир увидел за широким столом Эфрона и Яру, сидевших спокойно и о чём-то шептавшихся, а перед ними стояли кружки с молоком, чашки с густым мёдом, тарелка с яблоками и грушами и ещё одна с ломтями белого хлеба.
Тут же были и все три девушки, такие же прекрасные и неземные.
– Присаживайся Авенир, подкрепись, здесь вы в безопасности, – проговорила девушка с огненными волосами.
Причём голос был точно такой же, как и в его голове. Но она говорила по обычному, и Эфрон с Ярой подняли на него глаза и подскочили из-за стола:
– Авенир, что произошло? Куда ты делся? – спросил у брата Эфрон.
– Они говорят, что нам нельзя
