поляну в окружении высоких сосен. Ограды, конечно, не было, памятников еще тоже, повсюду виднелись кресты, могильные плиты, а то и просто холмики без всяких опознавательных знаков. Должен признать, что какой-то заупокойной жутью от этого места действительно веяло. Я не слишком суеверный человек, и триллеры с участием оживших мертвецов на меня особого впечатления не производили. Но все-таки именно здесь в душу прокрадывалась непонятная неутоленная тоска… Появись сейчас медленно плывущие среди могил призраки в белых саванах, со свечками в руках – я бы, возможно, испугался, но не удивился… Вот здесь, в это время и в этом месте, все было бы настолько естественно, что не вызвало бы даже изумленного вскидывания бровей. Вот-вот откроется могила и под лунный свет выйдет прекрасная девушка с черной веревкой на шее… Или старый ростовщик, высохший до самого скелета, но еще пытающийся перебирать пальцами несуществующие монеты. Призрак знаменитого купца, потерявшего все деньги на неудачной сделке, разбойника, зарывшего свой клад у заветного дуба, монаха, тайком предававшегося греху чревоугодия, витязя, умершего от ран после дальнего похода… Однако, несмотря на мои кладбищенские фантазии, никто не появился нас пугать.
– Где тут свежие могилы?
– Да вон, направо плита стоит совсем новехонькая, может, там его и положили…
– Мить, а почему у тебя голос такой тонкий стал?
– Как тонкий? Какой такой тонкий? С чего это тонкий вдруг? И не тонкий совсем…
– Ладно, бери лопату и не бойся.
– Да кто боится, кто боится?! Вот, пожалуйста, вам лопата, мне лопата…
– А мне? – раздался тонкий голос за нашими спинами.
Должен признать, что подпрыгнули мы оба. И обернулись тоже оба, с завидной скоростью. Только я в защитную стойку японского каратэ, а мой спутник прямо на колени, истово крестясь и приговаривая:
– Чур меня! Чур меня! Спаси и сохрани, Господи, меня грешного…
Потом мне стало стыдно, волноваться, в общем, было не с чего. Позади нас мирно улыбался седой как лунь дедушка, в простой рубахе, подпоясанной веревочкой, залатанных штанах, на ногах лапти. На призрака не похож, не прозрачный, на мертвеца вроде бы тоже, трупным запахом не тянет, выражение лица самое добродушное.
– Здравия желаем, дедушка.
– Здравствуй и ты, сыскной воевода.
– Ого, – искренне удивился я, – а откуда же вы меня знаете?
– Так ить кто ж тебя, участкового, не знает, – пожал плечами старик. – Ты уж погонами своими милицейскими на все Лукошкино прославлен, а земля, она слухом полнится. По делу пришел али от безделья маешься?
– По делу, дедуль, по делу. Я так понял, вы тут вроде смотрителя… Не подскажете, где тут могила покойного казначея Тюри?
– Отчего не показать, могилка рядом, только недоброе это место. Время за полночь, да и луна на небе полнехонька. Ты ведь сюда не зазря с лопатами заявился, копать небось вздумал? Зря это, зря… Чего ищешь – все одно не найдешь, а коли других разбудишь – беды не миновать!
– Послушайся старого человека, воевода-батюшка! – неожиданно зачастил молчавший до этого Митяй. – Старые люди, они – мудрые. Плохого не посоветуют. Бежим отсюда, пока ноги держат, а? Не ровен час, и вправду какой упырь из-под земли выползет…
– Прекратить панику! – построже рявкнул я, поднимая его за шиворот. – А ну быстро лопату в руки и марш выполнять приказ. У меня есть серьезные основания полагать, что в гробу вместе с покойным похоронен и царский перстень с хризопразом. Более надежного укрытия придумать невозможно. Показывай могилу, дедушка. Будем рыть! Всю ответственность за эксгумацию трупа беру на себя.
Старичок не стал спорить, а быстренько проводил нас к еще одной свежей могиле, над которой возвышался мореный деревянный крест. Никаких поясняющих надписей не оказалось, но я почему-то был уверен, что мы попали правильно.
– Здесь?
– Здесь, – кивнул старичок, – не сомневайся, а только позволь еще раз слово молвить – зазря ты это затеял.
– Очень может быть… – тихо согласился я и, перехватив лопату поудобнее, с размаху вонзил ее в невысокий холмик.
– Господи, спаси! Божья Матерь – не покинь! Иван Воин – заступись! Никола Угодник – не дай пропасть! – продолжал бормотать мой напарник, бледный как полотно, но честно работающий лопатой.
Дедок тоже постоял, постоял, а потом, поплевав на ладошки, вступил в дело третьим, так что уже минут через пятнадцать показалась крашеная крышка гроба. Только благодаря невероятной силе Митьки, удвоенной желанием завершить все побыстрее, мы извлекли гроб из ямы. По земле вроде как пробежала дрожь, потянуло холодом, и где-то далеко страшно закричала ночная птица. Луна приобрела желтоватый оттенок скалящегося черепа. Сосны встревоженно зашумели ветвями, казалось, все вокруг возмутилось нашим неуважением к праху умершего…
– Так что, будем открывать?
– Естественно, ради чего тогда мы его выкапывали? Дедуль, отойди в сторонку, мы крышку подцепим. Навались!
Под двухсторонним напором крышка подалась, и я уложил ее сбоку. Дальнейшие события развивались очень динамично. Как я седым не стал, ума не приложу… Митяй, тот до утра заикался, потом его Яга отварами травными отпоила. Ну, а началось все с того, что труп казначея Тюри лежал в гробу лицом вниз!
– Ничего не понимаю, у вас что, в Лукошкине всех так оригинально хоронят?
– Грех так шутить, Никита Иванович… Крещеный человек в гробу не переворачивается, смирненько лежит. А этот носом вниз, ровно упырь какой…
– Давай его перевернем. Помогай, помогай, не укусит. Надо все как следует проверить.
Вдвоем мы неуклюже уложили труп на спину. Дед-смотритель расположился неподалеку, присев на кочку у сосны.
– Дедушка-а! – снова заволновался Митька. – А вот то, что он в гробу задом кверху перевернулся, так он, случаем, не упырь? Я в деревне слыхал, будто так упыри в могиле, не как люди, лежат. Может быть, нам ему кол осиновый в сердце вбить, пока не поздно? Для этой… как ее… запамятовал… о! Профилактики.
– Нет, сынок, это не упырь. Упырей, что кровью да мясом человеческим питаются,
