слышен издалека. До центра Детройта было рукой подать, однако время все же поджимало, так что медлить и щадить силы лошади не стоило.
Я несся на белогривой лошадке, не теряя ни минуты. Когда я въехал на лошади в центр города, люди, которые видели Матильду, пробегающую мимо них, зачастую останавливались и смотрели вслед. Маленькие дети показывали на нас пальцами и останавливали своих родителей на тротуарах, чтобы полюбоваться красивой породистой лошадью. Конницы, повозки, кареты не были для улиц Детройта чем-то новым и необычным. С каждым годом люди все больше переходили на четырехколесные изделия с моторами, но старый добрый звонкий цокот копыт лошадиных подков на дорогах, по-прежнему оставался еще одним дополнением к смешанным звукам городских улиц. Не смотря на это, Матильда была сравнима с роскошным, новым, блестящим лимузином в сером потоке тарахтящих машин.
Прорываясь между колоннами машин и срезая путь по узким улочкам, Матильда скакала так быстро, что казалось ее уже не остановить. Петляя по забытым дорогам, через несколько крутых виражей показались знакомые павильоны, памятники архитектуры и другие узнаваемые особенности рельефа местности, зданий и сооружений. Я не раз бывал здесь и знал, куда следует направляться. Пара кварталов и еще парочка домов на углу последней улицы оставались до торговой лавки Патрисии.
Я потянул лошадиную упряжку на себя, чтобы гончая кобыла сбавила ходу и мы немного отдышались. Она от стремительной скачки, а я от непрерывной балансировки своего тела, дабы не свалиться на достаточной скорости и не расшибиться о землю. Мне было напряжено ехать в первый раз на такой шустрой лошади. Прекрасно осознавая тот факт, что Матильда это животное и ей присущи инстинкт самосохранения и какой-никакой разум, поэтому в моем случае врезаться во что-либо на ней или сбить кого-то сводились к нулю.
Остановив лошадь у поворота, за которым находилась лавка Патрисии, я слез с лошади и почувствовал, как редкие, мелкие капельки дождя падали с неба и попадали на мои уши и тыльные стороны кистей рук. Серая дорога и пыль у поребриков, стали постепенно намокать и темнеть, а капли начинали лить все чаще и чаще. Все небо затянуло темными тучами, и холодный ветер пробирал кожу до мурашек.
Я выглянул из-за края стены дома на углу. Через дорогу Патрисия стояла у входа своей торговой лавки и закрывала дверь на замок, затем она положила связку ключей в карман своего плащика и быстрым шагом пошла в мою сторону. Дождь начинал усиливаться с каждой секундой. Казалось, погода хочет сорвать мои планы, но ради любимой девушки я ни перед чем не отступлюсь.
Пока Патрис еще не дошла до поворота, я быстро метнулся к лошади, и чуть было не поскользнувшись на дороге, успел ухватиться за Матильду одной рукой за ее гриву, а другой за ремень уздечки. Она недовольно зафыркала и попятилась назад. Встав на ноги, я залез в седло и слегка стукнул каблуками ей по бокам, чтобы та медленно пошла вперед. Патрисия выбежала из-за угла и удивленно взглянула на белую лошадь. Уже перейдя на шаг, Патрис рассмотрела на ней всадника и от удивления обронила дамскую сумочку, прикрывая ладошками рот от удивления.
— Джон. Ты что тут делаешь? — громко произнесла Патрисия, перебивая тем самым шум ветра и журчащей воды от дождя.
— Я, хочу сделать тебе предложение, — сказал я, прищуривая глаза от брызг льющихся капель дождя.
Осторожно, стараясь не поскользнуться и не оступиться с высокой намокшей кобылы, я слез с нее и медленно подошел к Патрисии, шаркая ботинками по лужам. Она стояла с приоткрытым ртом и глубоко дышала всей грудью. Легкий озноб сковал ее тело. Ее руки дрожали от холода. Интригующий момент превратил ее живые хрустальные глаза в неподвижные стеклышки.
— Патрисия… — произнес я почти шепотом.
— Да?
Я достал из кармана красную бархатную коробочку, аккуратно открыл ее и почувствовал бегущий ручеек у своей коленки, встав на нее перед Патрисией.
— Ты выйдешь за меня? — произнес я дрожащим голосом.
В небе раздались грозовые раскаты, которые отдавались даже в груди, а через секунду где-то рядом сверкнула яркая вспышка, от удара молнии.
— Да! — воскликнула она, сдерживая безумную улыбку от счастья.
Поднявшись с колена и вытащив из коробочки обручальное кольцо, я взял ее правую руку. Патрисия слегка напрягла тонкие пальчики своей миниатюрной ручки, и я надел кольцо на ее безымянный палец. Она подняла взгляд с кольца на меня, и мы слились в страстном поцелуе, поглощая друг друга в безумной игре губ и объятий.
Дождь намочил всю нашу одежду и опустошил, и без того безлюдные улицы в этом районе. Матильда промокла целиком. Ее грива и хвост вяло висели, а с них струей стекала дождевая вода. Гром снова содрогнул окна квартир и яркая вспышка молнии осветила все вокруг, но ни на дождь, ни на грозу мы не обращали внимания. Мы просто полностью утопали друг в друге. Пик эйфории и грань безумной страсти сводили нас обоих с ума. Таких ощущений я никогда раньше не испытывал и в какой-то момент, я просто сильно прижал ее к себе и держась за ее талию, плавно провел ладонями вверх к лопаткам по ее спине и прижимаясь к ее груди прошептал:
— Более прелестного создания, чем ты, я никогда не встречал.
После небольшой паузы, я почувствовал щекочущее дыхание Патрисии у своей шеи, после чего она прошептала мне:
— Я хочу домой.
— Как будет угодно, моя госпожа, — произнес я выразительно.
Я сразу принял образ воспитанного вельможи, создавая мнимую атмосферу времен властвования королей и лордов, ушедших в небытие времен. Белая Матильда была очень кстати к этой инсценировке.
— Ну хорошо, мой рыцарь. Наши хоромы ждут, — подыграла она.
Я одним махом оседлал лошадь, так словно я делал это тысячу раз. Раз, два и я уже сижу верхом. Мне даже показалось, что сама Матильда удивилась моей сноровке.
Я взял Патрис за руку, она поставила одну ногу в стремя и смелым движением оказалась в седле позади меня. Краем глаза, посмотрев назад и убедившись, что любимая удобно села и крепко держится за наездника, я стукнул каблуками лошади по бокам и она сорвалась с места с пронзительным: «И-го-го», цокая стальными подковами по мокрой дороге, из-под которой летели брызги в разные стороны.
Чем ближе мы приближались к дому, тем слабее становился ливень, переходя сначала в обычный дождь, а затем в мелкую капель. Возвышаясь над городом по уходящей к холмам дороге, между густых серых облаков, пробивались лучи алеющего заката, освещая теплым светом побитые
