сейчас. На подготовку тебя уйдет как минимум двадцать лет. Мое сегодняшнее присутствие никак не нарушит их план.
— Что ты сказала?
— Гаррет, я все знаю. Я сложила кусочки мозаики воедино и частично поняла, что происходит. А твой отец восполнил пробелы.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что знаешь все?
— Я знаю об их плане насчет тебя. Знаю об организации. Знаю о браке твоего отца с Кэтрин.
— Что с их браком?
— Его устроила организация. Твой отец никогда не хотел жениться на Кэтрин, а теперь не может с ней развестись. Разве он не говорил тебе?
Гаррет качает головой. Он уже не так пьян, но выглядит неважно. Его глаза покраснели и опухли, и он потирает виски, словно желая унять головную боль.
— Ты знаешь о моей маме? — тихо спрашивает он.
— Да. Мне так жаль, Гаррет.
Я тянусь к нему и обнимаю. Сначала он напряжен, но потом расслабляется и тоже обнимает меня — крепко, будто в последний раз.
— Они убили ее. Убили мою маму. Сейчас она была бы жива, если бы они не… — Гаррет замолкает, и мне кажется, что он тихо плачет у меня на плече. Я никогда не видела, чтобы он плакал, и даже если это похмельная, не совсем трезвая реакция, мое сердце все равно рвется на части, и меня наполняет всепоглощающая печаль. Его печаль ранит меня в десятки раз сильнее, чем если бы я страдала сама.
Раньше я могла загнать грусть и другие болезненные эмоции глубоко внутрь, но теперь я чувствую все это разом. Наконец-то я смирилась с тем, что переживать боль — это неотъемлемая часть жизни. Я никогда бы не поняла этого, если бы не мужчина, который сжимает меня сейчас так крепко, что я едва могу дышать.
Я хочу, чтобы он обнимал меня вечно, но Гаррет берет меня за руки и, отстранившись, смотрит в лицо.
— Я не допущу, чтобы они навредили тебе. Я сделаю все, что они скажут. Сделаю все… все, что угодно, лишь бы они оставили тебя в покое.
— Мы не позволим им, Гаррет.
— Ты не можешь остановить их. На встрече они показывали все эти графики, диаграммы, прогнозы. Каждая часть моей жизни будет спланирована заранее. И тебя в ней нет, Джейд. Тебя исключили. Ты должна уехать. Если они смогли убить мою мать, то убьют и тебя.
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, я никуда не уеду.
Гаррет обхватывает мое лицо ладонями, заставляя посмотреть на него.
— Тебе придется.
Я отталкиваю его руки.
— Я никуда не уеду, так что перестань меня уговаривать! — Я с трудом сглатываю комок в горле и, полная решимости не заплакать, делаю вдох. — Ты — один из немногих людей в мире, с кем я могу быть. И даже когда ты меня бесишь, я все равно хочу быть с тобой. — Я не знаю, почему шучу в такой страшный момент, но взгляд Гаррета немного смягчается, и я продолжаю: — Это правда. Ты же знаешь, как я не люблю людей. А ты мне понравился с первой же встречи.
Он берет мою руку и нежно сжимает ее.
— Нет, не понравился. Ты же сама говорила, что сначала я тебя раздражал.
— Ты раздражал меня, потому что заставлял что-то почувствовать, а я ненавижу чувствовать себя хреново. И ты это знаешь. — Я снова становлюсь серьезной. — Гаррет, я точно знаю, что никогда больше не найду такого человека, как ты. Я и не хочу кого-то искать. Я уже нашла тебя. Ты — все, что мне нужно. И я не позволю тебе исчезнуть из моей жизни.
Он крепче сжимает мою руку.
— Джейд, ты же знаешь, что я хочу этого больше всего на свете, но…
— Тогда мы будем бороться! Мы просто так не сдадимся.
— Джейд, этих людей нельзя одолеть.
— Нет, можно! Надо только придумать, как. Иди прими душ и смой с себя всю эту алкогольную вонь, а потом мы поговорим.
Гаррет знает, что я не хочу, чтобы его разящее алкоголем дыхание касалось моего лица, поэтому поднимает мою руку и целует ее.
— Я специально все организовал, чтобы встретить тебя дома. Собирался уставить твою комнату цветами, но потом произошла эта встреча и…
— Гаррет, иди в душ.
Комок в горле начинает расти, а на глаза наворачиваются слезы. Мне нужна минута, чтобы взять себя в руки, но Гаррет продолжает говорить:
— Еще я заказал для тебя того бельгийского шоколада. Если что, он в моей комнате в общежитии.
Его прекрасные голубые глаза наполнены такой печалью и болью, что я едва могу вынести его взгляд.
Черт возьми, он все-таки доведет меня до слез.
— Сегодня вечером я собирался устроить для тебя ужин. И я заказал тебе кучу вещей для Калифорнии: шлепанцы, солнцезащитные очки и… Может, это и глупо, но мне захотелось все это купить, ведь ты с таким предвкушением ждала нашу поездку, и это воодушевило меня и… в общем посылку доставят в понедельник, но я думаю, что тебя уже здесь не будет, так что…
— Хватит! В понедельник я никуда не уеду! Просто иди уже в этот чертов душ.
Гаррет уходит в ванную, а я, соскользнув с кровати, обнимаю колени и наконец даю волю слезам. Когда душ выключается, я встаю с пола и вытираю лицо, а когда Гаррет возвращается в комнату, натягиваю на лицо свою лучшую фальшивую улыбку.
— Ну как, тебе лучше?
— Нет.
Гаррет подходит к комоду и достает оттуда одежду.
— У меня, конечно, никогда не бывало похмелья, но говорят, нужно время, чтобы человек почувствовал себя лучше.
— Дело не в похмелье. Физически я чувствую себя не так уж плохо. До встречи с тобой я пил гораздо больше.
Одеваясь, Гаррет смотрит в окно. Я жду, пока он закончит, подхожу и обнимаю его. Но он вместо того, чтобы повернуться ко мне, продолжает стоять с опущенными руками.
Пока он был в душе, что-то случилось. Его тело застыло и не откликается на мои прикосновения. Видимо, он построил «держись подальше от Джейд» стену, потому что сейчас он холоден и отстранен.
Высвободившись из моих объятий, Гаррет садится на стул возле стола.
Я сажусь напротив него на кровать.
— Не хочешь присесть рядом со мной?
Теперь Гаррет даже не смотрит на меня.
— Джейд, ты все усложняешь. Зачем ты вообще сюда пришла?
Поднявшись, я встаю прямо перед ним.
— Что это еще, черт возьми, за вопрос? Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Неужели ты действительно думал, что я послушаюсь твоего отца
