упоминании какой-то одной Катюши наши солдаты просто сходят с ума!»
Знал бы он… насколько к этой шутке причастна его семья.
Леша, увидев мой интерес, почувствовал себя великим рассказчиком и тут же выдал еще один анекдот:
— Знаешь, каким должен быть истинный ариец? Белокурым, как Гитлер, высоким, как Геббельс, стройным, как Геринг и целомудренным, как Рем.
Тут уж я не сдержался, и рассмеялся во весь голос. Эту шутку я еще не слышал, а представить себе коротышку Геббельса, жирдяя Геринга, и любителя провести время в интимных забавах Рема, убитого еще в 1934 году, было легко. Причем, последнего прикончили в том числе и за недвусмысленные действия гомосексуального характера. Именно из-за Рема членов СА начали обзывать «мальчиками по вызову» и «175-ой гвардией», что отсылало к 175 параграфу немецкого уголовного кодекса, согласно которому гомосексуализм подлежал наказанию. После отдел печати опубликовал следующее: «Процесс ареста продемонстрировал кадры, печальные с точки зрения морали, так что испарился любой след сочувствия. Некоторые лидеры СА брали с собой мальчиков для утех. Один был застигнут врасплох в отвратительной ситуации и арестован. Фюрер отдал приказ о беспощадном искоренении этого рассадника чумы».
Сам Леха был далек от угадывания значения этой шутки — он просто рассказал, что слышал, — и я даже не пытался просветить его относительно содержания в части, касающейся Рема. Леша понял ее как-то по своему, и ладно. Некоторые понятия еще не пришли в обиход моих сограждан, и, слава богу.
Советские люди воспитывались в системе иных нравственных идеалов. И любая жестокость воспринималась, как нечто неествественное, пришлое, чуждое. Насилие требовалось лишь для борьбы со злом. А мы все являлись силами добра, войском света! Мы несли справедливость, точно зная, что правда за нами. И жили соответственно, ощущая свою великую миссию. Мир не станет царством добра сам по себе, этому нужно поспособствовать…
Когда мы вышли на улицу, уже окончательно стемнело, но идти было недалеко — всего три дома. К счастью, добрались без приключений, и в подъезде никто не караулил, а даже соседи в коридоре не встретились, общаться сейчас со Степаном Григорьевичем у меня никакого желания не имелось. И тетки дома не было, но к этому я давно привык.
Осмотрев комнатушку, я быстро решил:
— Спать будешь на кровати, только матрац один отдай, на пол его кину!
— Ты чего? — всполошился Леша. — Давай я буду на полу! Я же гость, и не хочу у хозяина его место отбирать!
— Вот потому что ты гость, поэтому прекращай спорить! Давай уже устраиваться, день трудный был! Устал, как собака!
— Знаешь, — голос Леши внезапно стал серьезным и каким-то взрослым, — в первую ночь, когда я очнулся в больнице, мне было очень жарко. В самой палате дубак, а мне жарко! Смотрю, а я укрыт сразу четырьмя одеялами. Поэтому и жарко. Нас в палате как раз четверо и лежало: я и трое раненных бойцов на лечении. Так вот, каждый из них отдал мне свое одеяло, а сами мерзли. И потом уже я понял, что и предыдущие ночи они так делали, когда я еще в себя не пришел. Я ведь им даже спасибо не сказал после, не сообразил… а теперь думаю, спасли они меня этими одеялами, отогрели и вытащили, считай, с того света…
Чужих детей не бывает, так принято здесь считать. И бойцы просто сделали то единственное, что сумели — укрыли младшего от холода. А то, что самим мерзнуть пришлось — ерунда, и не в таких передрягах выживали.
— Ну, так сходим завтра, поблагодаришь! — предложил я, но Леха покачал головой.
— Поздно, выписали их и уже отправили куда-то дальше, в другой город… а я даже имена их не знаю.
— Выясним, — пообещал я уверенно. — Спи!..
С утра встали рано, умылись, занялись гимнастикой, потом наскоро перекусили, чем нашлось в закромах, и отправились на завод.
Я старательно оглядывался по сторонам, но ничего подозрительного не видел. Обычные хмурые утренние лица людей, спешивших на работу. К нам никто не проявлял ни малейшего интереса. Вот и славно! Я все больше склонялся к мнению, что инцидент с Лешей был неприятной случайностью.
Но все же я решил уточнить:
— Помнишь, в тот день, когда тебя по голове стукнули, ты мне что-то хотел рассказать?
Леха виновато развел руками.
— Ничего не помню.
— Ты еще говорил о бригаде Зуева, они с нами в цеху работают. Сказал мне, что следил за ними и считаешь, они что-то задумали…
Алексей наморщил лоб, пытаясь вспомнить, но я видел, что у него не получается.
— Прости… меня Михалыч уже пытал, но в голове пусто.
— Ничего, воспоминания могут вернуться в любой момент… а могут и не вернуться… знать бы главное — видел ли ты что-то важное или нет.
Мы проходили мимо театральных касс, которые как раз открылись, и я предложил Лехе заглянуть внутрь. Он с сомнением взглянул на меня, но спорить не стал.
Полная женщина лет сорока на вид за окошком строго посмотрела на нас и поправила очки на переносице.
— Чего изволите, молодые люди?
— Хотел узнать, есть ли еще билеты на новогоднюю ночь в Гортеатр? Я видел афишу.
Билетерша отвернулась, что-то проверяя, а потом уточнила:
— Желаете только спектакль посмотреть или на концерт и танцы тоже останетесь?
— Хотелось бы остаться, — искренне улыбнулся я, — хотя танцор из меня еще тот…
— Стоимость билета на спектакль от двух до четырнадцати рублей, в зависимости от места. Если остаетесь на последующее представление, то это еще дополнительно двадцать пять рублей с человека. Все же новогодняя ночь, будет играть музыка, выступят коллективы. Берете?
Я прикинул свои текущие финансы. Не потяну. Придется все же просить тетку о небольшой субсидии.
— А много еще билетов осталось? Нельзя ли отложить парочку?
— Молодой человек, у нас тут нет блата, а я вам не блатмейстер. Билеты доступны любому желающему, откладывать их
