Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Это была финская мини-субмарина класса «Саукко». Ее проектировщики не узнали бы своего детища. Передняя часть раскурочена, во все стороны выступали острые и кривые куски металла. Над лодкой болтались сорванные части перил. Когда мини-субмарина находилась в надводной части, согласно своей конструкции, она сохраняла очертания корабля – высокий нос, опущенная корма, на верхней палубе малокалиберное орудие. Но сейчас субмарина кренилась набок и походила на помятое яйцо на столе, правильные формы сохраняла лишь рубка и кормовая часть.
Субмарина всплыла и держалась на плаву намного ниже условной ватерлинии, кренясь на правый борт.
Экипаж с замиранием сердца слушал и ждал, оживет ли «железное сердце», спрятанное в корпусе субмарины. О том, чтобы мотор завелся, молился на своей полке и Кривошапкин. Однако ни небо, ни море – ни Зевс, ни Нептун – его мольбы не услышали. Дизель натужно загудел, подключенный к резервным аккумуляторам, и затих…
Попытку запустить машину повторили раз десять – все бесполезно. Двигатель умер от разрывов глубинных бомб. Субмарина стала неуправляемой. Теперь она была подвластна только прихоти ветра и волн, что всем грозило смертельной опасностью. Подводная лодка находилась на границе с минными полями и Архипелаговым морем. И мины, и рифы, и отмели угрожали ей. Кроме того, был потерян основной якорь, так что надежно закрепить корабль становилось невозможно. Да и торчать на открытом месте, где шныряют советские подводные лодки, и ждать – придет или не придет помощь, – было крайне рискованно. Ко всем этим проблемам прибавилась еще одна: в корпусе субмарины обнаружилась течь, которую так и не удалось устранить. Постепенно лодка погружалась. И хотя переборками можно было сохранить ее плавучесть, тогда над поверхностью воды могла остаться только одна рубка.
Командир отдал приказ об эвакуации.
К кубрику, где лежали беглецы, подошла группа матросов во главе с доктором Валттери. Кривошапкину приказали следовать самостоятельно наверх. А Бронислава и Шпильковского привязали к носилкам и аккуратно понесли наверх.
На воду спустили один пятиместный надувной плот. Туда осторожно положили тяжелобольных «рыбаков», рядом с ними заняли места Валттери и Вэйнамоинен. «Вот собака, – в это время Кривошапкин со злостью подумал про Вернидуба, – его надо было с финнами отправлять, ведь здоров как бык…»
На второй плот погрузились Данила, старпом Аапели и еще три матроса. Некоторые из них были легкораненые. Затем похоронили в холщовых мешках Оскари и еще одного матроса, погибшего во втором отсеке. Команда встала, почтила их память минутой молчания. Залп из стрелкового оружия производить не стали, чтобы не привлекать к себе внимания. Затем спустили холщовые мешки с привязанным грузом по круглому корпусу лодки в глубь моря.
Два плота отплыли.
Оказывается, командир субмарины – суровый мореман Микки Малиннен – приказал эвакуировать только раненых, которых насчиталось вместе с «рыбаками» семь человек. С ними отправил доктора и интенданта, а главным на плотах назначил своего старпома – Аапели Саволаинена. Остальные подводники оставались бороться за корабль. Им предстояло сделать все возможное, чтобы устранить течь, а также попытаться отремонтировать машину.
После была короткая церемония прощания – командир, у которого у одного была белоснежная фуражка, помахал ею, остальные помахали руками. В их числе был и Кривошапкин. Он тоже приподнялся и, как и все, раскрыл ладонь, широко растопырив пальцы, и покачал ею в воздухе.
* * *
Сам командир подлодки Микки Малиннен в белоснежной фуражке и идеально чистой форме (как только ему удалось сохранить ее в таком виде) являл собой образец настоящего моряка и командира. Не только сейчас, он всегда был строг и заботлив о подчиненных.
– Ну что, мореходы, живем?
Это «живем» слышали задыхающиеся в парах хлора аккумуляторщики, жарившиеся на крышке дизеля мотористы и замерзающие в торпедном отсеке мастера движущихся мин – торпедисты. Они все видели суровую улыбку командира корабля Микки Малиннена, проступающую из-под белоснежных усов. Видели лучи приветливых морщин вокруг его бездонно-голубых глаз, что выглядывали из-за бровей. Но когда надо было, его трубный окрик гремел, и подчиненный, матрос или офицер, готов был разбиться в лепешку, но выполнить команду…
– Все в порядке? – интересовался командир.
– Да, господин капитан, – отвечали моряки.
Интендант выделил им пуховые бушлаты, паек на три дня: как раз три дня – это самый большой срок, чтобы из этого квадрата доплыть до первых островов Архипелагового моря или до Аландских островов, зависит от выбранного направления. Интендант выдал им спирту…
– Ну, думаю, жить можно, – произнес капитан.
– Да, господин капитан, – соглашались моряки.
– Дойдите до дома и о нас сообщите, – говорил он низким голосом.
– Да, господин капитан.
– А если что, помогайте друг другу.
– Да, господин капитан.
Плоты оттолкнулись от субмарины и тихо поплыли на северо-запад. Аландские острова, судя по карте, были чуть ближе, чем скалы Архипелагового моря. Именно в ту сторону и взял курс старпом.
– Раз-два! – зычно командовал гребцами Аапели.
Конечно, это была не спортивная лодка и не спортивное весло, но похожий на лопату короткий гребной инструмент из легкого дерева давал возможность довольно уверенно и быстро продвигаться в указанном направлении.
Уставший гребец отдавал весло другому, и плоты неустанно шли вперед. На плоту со Шпилевским и Вернидубом по очереди гребли корабельный доктор и интендант. И постепенно их плот, хоть он и отошел от субмарины первым, начал отставать.
«Вот лафа Броненосцу. Лежит, а за него люди надрываются», – думал про себя Кривошапкин. Лично он, несмотря на то, что его считали серьезно раненным, от своей очереди грести не отказывался.
Минут через сорок – сорок пять скрылись из виду очертания дрейфующей субмарины.
Начало темнеть и заметно холодать. Люди набросили на плечи пуховые бушлаты. Застегивать их не рекомендовали. Ведь, намокнув, они превращались в груз, который мог затащить человека на дно.
Погода была тихая, спокойная, почти штиль. Только плеск весел нарушал безмолвие морского простора.
Село солнце. Ярко засветила луна, ярко-белый блеск ее почти круглого диска прорезал черное небо. Звезды усыпали чашу небосклона.
– Завтра к вечеру, если все так и будет, мы ступим на землю, – сказал Аапели, глянув на наручный компас, – идем прямо на Аланды.
Кривошапкин подумал: «Просто какой-то заколдованный круг, эти острова нас никак не могут оставить в покое».
На самом деле круг замыкался. Ирония судьбы: откуда беглецы сбежали, туда и возвращались. И если бы их опознали, то, ясное дело, обвинили б в убийстве охранника на вышке и заместителя коменданта. А если бы еще пришло сообщение с острова Лагскар, где Бронислав учинил полный разгром, беглецов без суда и следствия могли бы поставить к стенке. И никто бы разбираться не стал, что жители Лагскара сами хотели убить красноармейцев…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
