специальные собкоры.
Так почему же не был случайным заголовок «Таежный десант»? Потому что десант — он и есть десант. Небезопасный прорыв людей — с помощью вертолетов, самолетов, парашютов, вездеходов — в незнакомое место. Наши журналисты присоединились к строителям-разведчикам, которые искали маршрут и способ перевезти на новую площадку (строительство очередной железнодорожной станции — Хани и железной дороги к ней) людей, технику, сборно-щитовые дома, стройматериалы сквозь неразбериху гор, болот и рек. Эвенки подсказали, что есть заброшенные тропы через Становой хребет.
«…В яркий полдень колонна наконец вылезла на голый перевал. На юг проваливалось ущелье. Кромкой ущелья тянулась узкая дорога…
Решили спускаться ущельем. Тягачи медленно сползли один за другим вниз по крутому склону. Еще километра два с половиной удалось продвинуться по дну, прежде чем остановились у обрыва. Впереди дороги не было. Подняться назад по собственным следам тоже невозможно. Курящие закурили. Некурящие грызли сморщенные ягоды рябины и шиповника, справедливо подозревая, что обеда сегодня не получится…
Выход из каменного мешка нашел водитель Николай Приходько. Теоретически можно было выбраться, если подниматься наверх по правому склону. Не в лоб, а зигзагами, лавируя взад-вперед между деревьями. Старая дорога оказалась всего в трехстах метрах выше — Николай сам сходил туда и всё проверил… На преодоление трехсот метров до старой дороги ушло шесть часов…»
Читая подобные строки, трудно не позавидовать собратьям-собкорам Володе и Игорю, которые нашли такую захватывающую, мощную, красивую тему и так блестяще ее исполнили. Читаешь — и то от страха ежишься… Мы, собкоры, любили писать для рабочего отдела, потому что, если материал был стоящим, он сразу же попадал на полосу.
Кроме того, отдел рабочей молодежи постоянно фонтанировал идеями: то он «шил мужские рубашки» вместе с тираспольскими швеями, по-новому организовав бригады, то заставлял нас подробно, в деталях описывать внедрение научной организации труда на таких гигантах индустрии, как ВАЗ, КамАЗ, Магнитка и проч.; корреспонденты газеты спускались в шахты, пускали домны, изучали рабочие профессии, чтобы написать о них и заинтересовать ими подростков… Впрочем, вот это, о профессиях, было уже в новом отделе профтехобразования, как бы прикрепленном к рабочему отделу; им руководила сначала Элла Щербаненко, затем Лидия Пронина.
ЦК комсомола настойчиво диктовал главному отделу газеты новейшие подсказки, которые выглядели розовыми оборочками на рабочем комбинезоне, — вроде комсомольско-молодежных бригад или какой-либо свежей, а на самом деле изначально сушеной «изюминки» в организации социалистического соревнования. Эта скучная, надуманная обязаловка выполнялась, но слишком уж напрягала и сам отдел, и собкоров.
Кстати, у нас в газете по отделу рабочей молодежи женщины почти не числились. В памяти возникают лишь две заметные фамилии: Ирина Савватеева и Людмила Сёмина. Гордостью рабочего отдела из десятилетия в десятилетие были «зубры», суровые парни: Виктор Дюнин, Ким Костенко, Виталий Ганюшкин, Анатолий Юрков (известный защитник Байкала), Юрий Макарцев, Анатолий Золин, Александр Сабов, Юрий Гейко, Евгений Анисимов, Игорь Морозов, Евгений Нефедов, Александр Афанасьев, Владислав Фронин, Юрий Совцов, Владимир Сунгоркин, Николай Андреев, Станислав Оганян, Федор Сизый, Леонид Арих и другие. Достойное мужское братство.
Вспоминает Владислав Фронин, главный редактор «Комсомольской правды» сразу после Г. Н. Селезнёва, главный редактор «Российской газеты» с апреля 2001 года по сей день:
— Я свою жизнь в «Комсомольской правде» начинал в рабочем отделе — практикант, стажер, корреспондент, спецкор, редактор отдела рабочей молодежи. Когда пришел Геннадий Николаевич, некоторые говорили: вот, пэтэушник к нам пришел, из ЦК комсомола, аппаратчик… Понятно, что мое «классовое восприятие» Геннадия Николаевича было совершенно нормальное. Я сам пэтэушник, только в ПТУ не учился. Я вырос под цементной пылью цементного завода, в маленьком рабочем поселке.
Пришел Селезнёв и, как мне кажется, очень грамотно, спокойно, нормально и очень быстро выровнял этот большой корабль на улице «Правды», 24, от всех его кренов — влево-вправо, от всей этой трясучки.
Он очень мало говорил и очень много держал в себе. Эмоционально ничего особенно не показывал. Но я чувствовал спокойное, ровное состояние руководителя. Оно как-то передается и коллективу. Естественно, не сразу его восприняли на ура. И многие так свысока поглядывали: мол, мы тут мэтры журналистики, мы тут гении, мы тут всё сами понимаем. Еще продолжалось эхо предыдущего главного редактора. Поэтому недоверие было понятным, объяснимым.
Шло время. И вот был у нас новогодний корпоратив где-то в Московской области. Он закончился, мы уже были в раздевалке. Вдруг Геннадий Николаевич говорит мне: «А как ты смотришь насчет того, чтобы стать ответственным секретарем?»
Честно говоря, я растерялся. Внутренне согласен: интересно же! Но никогда в жизни я не мог себе представить, что мне кто-то может доверить быть ответственным секретарем. Редактор рабочего отдела было вершиной моих карьерных мечтаний в «Комсомольской правде». Я вообще считал, что рабочий отдел — это самое высокое, что там может быть. Я понял, что Селезнёв мне доверяет.
Честно признаюсь, я и обрадовался, и испугался. Потому что до меня был Коля Боднарук — высочайший ответсек. Я уж не говорю о предыдущих. Боднарук, его заместители, художник Волик Арсеньев, все остальные — они были командой. Но я понял Геннадия Николаевича, что он не намерен разгонять какую-то прежнюю команду, — наоборот, стремится укреплять сильные стороны редакции. Я согласился. Боднарук стал заместителем главного редактора.
Николай Боднарук и Владислав Фронин представляли разные сусеки «Комсомольской правды». Один — либеральное крыло, общественно-культурное, другой — рабочее. Один становится замом главного редактора, другой — ответственным секретарем. Селезнёв опирался, в отличие от своего предшественника, на оба крыла «Комсомольской правды». Главное, чтобы и те и другие были профессионалами.
— Бывали случаи, — продолжает Фронин, — когда у меня, в кабинете ответственного секретаря, вывешивалась полоса, и мы ломали головы и думали: печатать эту полосу — не печатать, пройдет она или не пройдет. Но был совершенно безукоризненный авторитет — Геннадий Селезнёв, к которому можно было пойти, и он брал на себя решение в такие моменты. И у нас не было, по крайней мере, с моей стороны, недоверия к его решениям. Мне кажется, самим фактом моего назначения Селезнёв показал, что он поддерживает профессионалов и порядочность в отношениях.
…Это потом вернется, когда он будет в Госдуме. Он же коммунистов представлял, но Дума-то была вон какая разношерстная.
Это посильней и потяжелей «Комсомольской правды». Но он уже на примере нашей редакции выработал свой подход управления, будь то «Комсомольская правда» или Государственная Дума.
Глава 12
Не похожий ни на кого
С 2004 года под руководством Людмилы Сёминой, корреспондента рабочего отдела, заведующей отделом студенческой молодежи «Комсомолки» в конце 1970-х годов, затем собкора «КП»
