Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
ему там держать будешь? А так пожилые для многих, никому не интересно, всем и представлять мерзко.
Почему я свидетельствую против этого человека?
Против этого человека с редкими кудрявыми волосами?
Что он мне сделал?
Хочется спросить, оглядываюсь по сторонам – никого знакомого, только немного дальше, я бы сказал – в партере, сидит Даня.
А человек на стульчике перед нами – точно в современной постановке, Маша один раз водила на такую, там актеры теряются среди зрителей, временами и не разберешь, кто где. Так и хочется, чтобы он поднял голову и начал говорить.
В президиуме сидят трое – наверное, судьи, Высокий, Равновысокий и Средний, нет, пусть будут Правый, Левый и Средний, но это тоже из книги, не могу вспомнить название, но так быстрее проговаривать про себя.
ЗАЛ ТУАПСИНСКОГО РАЙОННОГО СУДА
СВЕТ ПРОНИКАЕТ СКВОЗЬ БОЛЬШИЕ ОКНА
Правый:
Судебное заседание открыто в десять часов ноль пять минут в Туапсинском районном суде. Нами будет рассмотрено дело Алексея Савинкова, именуемого также Алоизий, Лис.
Седой человек, сидящий на стульчике перед президиумом, неловко шевелится, будто бы разминая затекшую ногу.
Правый:
Сведения о подсудимом: Савинков Алексей, существующий без отчества, поэтому оно не фигурирует в протоколах, но мы знаем и то, что он известен среди подростков как Алексей Георгиевич, хотя имя его отца установить не удалось, обвиняемый в преступном моральном развращении подростков и в других преступлениях, о которых будет сказано особо.
Седой человек поднимает голову, пытается что-то сказать, но тут же словно ниоткуда поднимается гул, из открытых окон доносится музыка – яркая, радостная, удивительно не сочетающаяся с местом. Но отчего-то никто не торопится закрывать окна, но ждут, пока пройдет, – и слова человека исчезают, истаивают в воздухе.
Правый:
Сведения об истце: Александров Даниил, который с 1981 года находился в так называемом Отряде, организованном обвиняемым. Мы хотим, чтобы истец в присутствии свидетелей обвинения рассказал все, что знает.
Даниил поднимается, смотрит прямо перед собой. В воздухе пахнет морем.
Правый:
Расскажите суду все, что знаете об аварии 1981 года.
Даня:
Тогда машина, на которой обвиняемый возил нас из города в лагерь, вдруг загремела в пропасть. В этой аварии погиб Конунг, не знаю его настоящего имени. У меня самого выбило глаз, видите – он стеклянный? Я не мог им как следует смотреть, это привело к инвалидизации. Лешка, то есть свидетель обвинения, тоже сильно покалечился, лежал в больнице. Может быть, у него из-за этого начался диабет.
Правый:
Суд знает об этом, не отклоняйтесь, пожалуйста, от темы.
Даня:
Да. Но я думаю, что это никакой не несчастный случай был – он хотел сделать так, чтобы мы умерли, чтобы никому ничего не рассказали.
Правый:
Вы видели, что подсудимый нажал на педаль газа?
Даня:
Я не мог видеть, я ведь был в кузове. Но никто больше не мог до нее дотянуться.
Правый:
Предоставьте суду делать выводы. А что именно он собирался скрыть?
Даня:
Он хотел построить новое государство. В котором он будет Генеральным секретарем, не знаю, Вождем, он даже легенды о себе такие придумывал, а нас заставлял повторять. А мы, ребята постарше, – должны были сделаться что-то вроде личной гвардии, не знаю, как сказать точно.
Правый:
Подсудимый призывал к свержению действующей власти?
Даня (подумав):
Он говорил, что никакой иной власти над нами не будет. Он все время подчеркивал, что мы – я и Алексей Солнцев, присутствующий здесь, – его первые ученики, что на нас такая же ответственность.
Правый:
Хорошо. Вы ходатайствовали о вызове в суд двоих свидетелей – Ивана Бялого и Алексея Солнцева, они здесь. Вы можете задать им по два вопроса.
Даня:
Я бы хотел начать с Ивана.
Правый:
Иван Бялый, выйдите, пожалуйста, вперед.
Но, может быть, он сказал – на сцену? Но этот дневной ровный и красивый свет: да, правда, может быть. Но совсем не знаю, кто такой Иван Бялый, с такой фамилией помню красивую белокурую женщину по имени Анжелика. Наверное, это мама кого-то из моих учеников – да, да, точно, встречались на родительском собрании, она смотрела отрешенно, не разговаривала.
Вперед выходит лысый мужчина с заметным брюшком, не таким, как у меня, конечно, потому что и сейчас видно, что я из всех самый полный. Вдруг обжигает мысль – не забыл ли укол сделать? Потом вспоминаю, что Маша еще в поезде достала укладку с разными медикаментами, спиртовыми салфетками для инъекций, с ней ничего невозможно забыть. Так что голова не закружится, ладони не вспотеют, когда сам выйду перед всеми, остановлюсь рядом с невысоким стульчиком.
Правый:
Свидетель, представьтесь, пожалуйста.
Иван:
Иван Олегович Бялый, 1980 года рождения.
Правый:
Истец, вы можете спрашивать.
Даня:
Здравствуй, Иван. Я хотел спросить – помнишь, зимой 1988 года в Отряд приезжали твои родители. Собственно, и не в Отряд даже, а к Лису. Они забеспокоились, что детей как-то неправильно воспитывают, потому что ты стал говорить, что не хочешь служить в армии, занимать какие-либо государственные должности… Ты можешь вспомнить, о чем они говорили с Лисом? То есть с Алексеем Георгиевичем?
Левый (вдруг вмешиваясь, открывает глаза):
Почему Георгиевичем, если он фигурирует в деле как человек без отчества? Истец, придерживайтесь установленной судом формы обращения, пожалуйста.
Даня:
Я так не могу. Он пожилой человек, и в Отряде его называли только так…
Левый:
Мы не в Отряде. Под Отрядом вы имеете в виду неформальную организацию, созданную обвиняемым по образцу пионерии, так?
Даня:
Хорошо. Прошу прощения. То есть с Алексеем Савинковым?
Иван (оглядывается со сторонам, замечает меня, но, кажется, не узнает – мне лицо его тоже чужое, если бы не назвали – мимо прошел):
Это было больше двадцати лет назад, как могу помнить?
Левый:
Вопрос – почему не были вызваны в качестве свидетелей родители Ивана Бялого?
Иван:
Моих родителей давно нет в живых.
Левый (перебирает бумажки):
У нас нет таких данных.
Иван:
Ну еще бы. Откуда у вас такие данные.
Средний (просыпается):
Еще одно подобное замечание – и вас выведут из зала за неуважение к суду. Даниил Александров, у вас есть только два вопроса. Первый вопрос вы уже задали. Будет второй? Потому что…
Левый (перебивает):
Пока истец собирается задать вопрос, который уже должен был задать, я хотел бы показать коллегам вещественное доказательство, прикрепленное к делу. Так, Даниил?
Даня:
Да. Да, наверное.
Левый:
Не сбивайтесь, истец. Разве не вы принесли камни?
Даня:
Я принес камни и отдал их вам, разве не помните?
* * *
Камни?
Какие еще камни?
И почему ничего не говорят про неуважение к суду – ведь Левый обязан все помнить, это такой человек, это такие люди, в чьей памяти все остается, даже самая мелкая рыбка, что в ином случае проплывала бы сквозь нарочно для этого придуманные прутья садка.
Он сошел с ума, и другие сошли с ума, и остальные, и я. Но Левый вдруг ныряет под стол, достает черный портфель, расстегивает молнию и вытряхивает на стол серые камни – обыкновенную гальку, сухую, ту самую, которую привозишь зачем-то с моря, а потом оказывается, что она не блестит, что ты зря гремел в карманах, вытряхивал дома на пол пыль и осколки, и маленькие кристаллики соли, и сонных мертвых морских существ.
Левый:
Это те камни, которые якобы пели, когда этот человек обманывал детей?
Даня:
Да, это те камни.
Левый (торжествующе):
Так что же они не поют, а? Вот они лежат на столе, как тогда лежали в реке – судя по вашему рассказу, – но сейчас они не желают петь. Почему, подсудимый? А, нет, молчите. Ведь если вы не врали детям, если все правда, если над ними не будет ничьей власти, когда пойдут за вами, – сделайте так, чтобы камни запели.
Ну же.
Седой человек не поднимается со стульчика.
Седой усталый человек не поднимает голову.
Левый:
Ну давайте, что же вы? Мы все ждем. Ваши ученики ждут.
Ученики? Значит, мы его ученики – я и Даня, а может быть, и еще кто-то есть в зале, но не вижу и не узнаю?
Правый:
Если вы не можете сделать это сейчас – ничего страшного. Скажите когда – и мы отложим заседание до тех времен, когда вы будете в силах. Ну же. Просто скажите.
Седой человек молчит.
Идиотизм какой-то, неужели никто не скажет, неужели я не скажу – давайте прекратим это, просто давайте прекратим это, вы ведь видите, что он ничего не может, что сиреневые вены обвивают его руки толстыми уродливыми веревками, что острый наконечник палочки
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
