Золотая птичка, ставшая для него почти дочерью. Да, ей будет трудно. Жаль, что такая рана, как у него, смертельна.
Пулю не вытащить.
— Капитан! — Кира обняла его, прижавшись всем телом. — Пожалуйста… пожалуйста… живи. Ты нам нужен. Ты… ты нужен мне…
Как же он хочет услышать свое имя… Его зовут Денвер.
И он хочет услышать это имя из уст Киры. Но он не может об этом даже попросить.
Он сам во всем виноват. Она плачет из-за него. И только боги знают, что может натворить убитая горем золотая птица.
Он хотел спасти этот город.
Но, кажется, уже не успеет.
— Капитан! Нет! Смотри на меня! Смотри!
Но он уже не мог. Закрыв глаза, он провалился во тьму, где не было боли, страсти, обмана, любви.
Только покой.
Вместо эпилога. Мэри
В названии гостиницы «Пурпурные небеса» есть что-то зловещее. Мэри уже толком не помнит, как выглядит пурпурный цвет, ведь ни одна эмоция не окрашивается им.
Томас привел ее сюда сразу после собрания Призрачных Теней. Попросил никуда не уходить. Сказал, что сам проводит ее домой, если все пройдет хорошо.
Мэри так и не выяснила, что задумал шакал.
И теперь она стоит у окна, из которого по словам Томаса, открывается вид на одну из торговых площадей Спирали и слушает город.
Нет, это не плач обиженного ребенка, это звуки жизни, текущей рекой за окном. Здесь не так много отрицательных эмоций, разве что несколько раз вспыхивает красным злость тех, кому не посчастливилось встретить на своем пути карманника. Кто-то выбирает себе яркие бусы, первые в своей жизни. Мэри слышит голос тринадцатилетней дочери плотника, немного писклявый, но восторженный. Ее эмоции радугой после дождя греют изможденную Рурком душу Мэри.
Зачем она здесь?
Что задумал Томас?
Тени сейчас рискуют жизнями, а она наслаждается своей. Это неправильно, и тепло людских душ окрашивается серой горечью.
Раздается стук в дверь и Мэри приносят ароматные булочки с маком и кофейник. Все оплачено Томасом, который попросил ее никуда не выходить. Мэри и не хочет выходить. Любопытство служанки ярко-оранжевое, чистое. А еще рисующей нравится, что девушке при виде ее слепых глаз не хочется обмануть.
В этом городе еще остались хорошие люди. И именно за них сейчас сражаются Тени.
Именно за них и хочется сражаться.
Мэри обедает, а потом снова становится у окна. Кто сказал, что слепые ничего не видят? Особенно, рисующие?
И Мэри видит.
Приближающийся со стороны Верхнего Города огонек Томаса. Он окрашен всполохами горя, надежды, отчаяния и жажды мести.
Что произошло?
Что-то плохое.
Томас велел ей ни при каких обстоятельствах не покидать комнату, поэтому Рисующая терпеливо ждет шакала, стоя у окна.
— Мэри! — Томас вваливается в комнату и закрывает дверь на замок. Потом бросается к ней и обнимает за плечи. — Ты должна это сделать. Прямо сейчас.
— Что сделать?
— Вчера ты нарисовала меня кем-то другим. Избавила от кровавой дымки в мыслях. От похмелья.
— Я не понимаю…
— Мэри! Ты должна их нарисовать! Прямо сейчас. Не медля ни минуты!
— Нарисовать кого?..
— Марлу. И Капитана. Нарисуй их прямо сейчас! Так, как ты это сделала со мной!
— Но Томас, я не знаю, как у меня это получилось…
— Ты должна их нарисовать, Мэри! Нарисовать их живыми!
И Рисующая все понимает.
Рурк снова начинает плакать, а в ушах набатом шумит кровь.
Она не знает, что у нее получится.
Она не знает, получится ли вообще.
Но она сделает все, что сможет.
Она — слепая художница. Она — Рисующая.
Тварь, живущая в разноцветной тьме.
Полукровка, за которой тянется белоснежная вуаль времени.
И если в ее силах изменять реальность, она выпьет чашу этой силы до дна.
Конец четвертой истории.
.
