и кхемет? Кровожадные твари, которые… которые построили это странное место. Пугающее. Или уже не пугающее? Страх исчез, зато появилось такое чувство, будто я, наконец, дома.
Здесь мое место.
И только здесь.
Там, раньше, я жила чужой жизнью. Притворялась. А в притворстве нет ничего хорошего. Положа руку на сердце, я всегда-то чувствовала свою инаковость. Пожалуй, даже Эдди приходился больше к месту в Последнем Приюте, чем я. И на Востоке будет ничуть не лучше.
Там все женщины ходят в платьях. И вежливые. Раскланиваются друг с другом. Ведут чинные беседы. В театры ездят или еще куда. И главное, помнят про этикет.
Я вечно о нем забываю.
Я села. И тотчас, очнувшись ото сна, сел и Эдди.
– Все хорошо? – Он нахмурился.
– Время к рассвету, – сказала я, подбирая одеяло. – Надо собираться.
– Ты не хочешь?
Он всегда-то меня понимал, Эдди. Он понятливый. И умный. Заботливый.
Он сумеет объяснить матушке, почему я осталась. А я останусь?
– Нет, – тихо сказала я, прижимаясь к Эдди. – Можно я к тебе?
В детстве я ничего не боялась, пожалуй кроме пьяного папаши, особенно когда он, забывшись, начинал горланить песни или кричать. Стрелять еще мог. Боялась я не за себя, а за матушку, которая спешила его успокоить.
Вдруг однажды случилось бы страшное?
Теперь я понимаю, что не зря боялась.
Всенепременно случилось бы. И… и он бы выстрелил. Или ударил. Рукой, ножом… наверное, хорошо, что его убили. Жаль, что так поздно. Главное, в тот вечер, когда приехал Эдди, отец снова напился и стал орать, что в доме его не уважают.
Что мы нахлебники.
Что… много всего. И я оцепенела от ужаса. А потом, наверное, пытаясь хоть как-то с ужасом этим справиться, заглянула в комнату, где поселили Эдди. И сказала:
– Можно к тебе, под одеяло? А то я его боюсь.
А Эдди ответил:
– Полезай. И спи. Я посторожу. Сюда он не войдет.
Он так и просидел в ту ночь на полу, скрестив ноги, уставившись на дверь, запирать которую не стал. Я знаю. И потом уже я приходила к нему снова и снова, даже когда он освоился и сам стал спать в постели.
Матушка не знала.
Никто не знал.
– Забирайся. – Эдди подвинулся. – Я тебя тут не оставлю одну.
Я прижалась к нему и выдохнула. Стало спокойней. И вправду, что это на меня нашло? Разве я дома? Какой же это дом? Склеп огромный, с памятью об утерянном могуществе. Золото. Драгоценности.
Призраки.
Да я свихнусь в этом доме, если уже не…
– Я боюсь, – призналась я. – А вдруг… вдруг оно меня не отпустит.
– Это место?
– Да. Помнишь, что сиу сказали? Боги закрыли путь для кхемет. И если они сочтут, что я – это они…
Страх вцепился в горло ледяной рукой.
Я не хочу!
Больше не хочу!
– Не сочтут. Те, ну, которые пришли, у них ведь дети остались, так?
Я кивнула.
В теории так.
– И если бы этих детей сочли тоже кхемет, то они бы померли. И тогда бы не было тебя. Ясно?
Он говорил об этом настолько уверенно, что хотелось верить.
– А может… – Сомнения меня не отпускали. – А если… если там они жить могли и жили, но сюда не лезли? А когда б полезли, то и…
С богов ведь станется. Я помню тот сборник легенд и преданий, который читала тайком и под одеялом, ибо Мамаша Мо полагала книгу ересью. Ругалась еще.
Мне не хватает ее ругани.
И нравоучений.
– Ничего. – Эдди провел по волосам. – Справимся, Милли. Мы ведь всегда и со всем справлялись. Ты и я. Верно?
Я кивнула.
А еще подумала, что там, на Востоке, Эдди не будет. Ладно бы кринолины с этикетами, переживу. Но ведь Эдди не будет!
Он говорит, что я там выйду замуж и буду счастлива. Но как я могу быть счастлива без своей семьи?
Странно, но суматошные эти мысли окончательно меня успокоили. В конце концов, до Востока добраться надо бы. Пока у нас вон, Мертвый город, боги, проклятья и дорога в никуда.
Вот интересно, а сиу знали, что я, кто я… там, за пределами города?
И действительно ли не было иного пути или… им здесь что-то нужно?
Весьма скоро я убедилась в правильности своей догадки. Рассвет-таки наступил. И мы поднялись. Переглянулись. Кивнули друг другу, выражая огромную радость от того, что все еще живы.
Выпили остатки воды.
Есть не стали. Лично мне не хотелось совершенно. Желание было одно: поскорее убраться, и как можно дальше. Меж тем солнце, поднимаясь на небосвод, пробивалось в узкие окна зала, наполняя его светом. И золото в солнечном сиянии вспыхивало ярко, почти ослепляя.
Я и глаза прикрыла. Так, на всякий случай.
– Иди, – сказали мне сзади. – Иди, девочка, и возьми то, что твое по праву крови.
– Что? – Я обернулась и посмотрела на сиу.
– Там узнаешь.
И мне указали на ступени.
Я поглядела на лестницу, которая в предрассветных лучах казалась еще более высокой и желания подняться по ней не вызывала нисколько, потом на сиу. На Эдди. На Чарли, что потянулся к револьверам, а этого делать точно не следовало.
– Зачем? – задала я вопрос, который в нынешних обстоятельствах показался мне донельзя логичным.
– Затем, что этому месту пора уйти. – Сиу казалась спокойной.
А ведь…
Если Эдди полезет меня защищать, то и графчик не устоит. Мужчины – они такие, или безголовые, или хлебом не корми, дай защитить кого-нибудь. Вон и братец нахмурился, челюсть вперед выдвинул и брови свел прегрозно. Только сиу на его гримасы плевать.
– Погоди. – Я удержала Эдди.
Будет не слишком-то весело, если мы тут драку учиним. Сиу… про сиу всякое говорят. И что-то совершенно не тянет проверять, сколько в том правды. Что-то да подсказывало: много. Во всяком случае, найдется у них чем Эдди ответить.
И он знает.
Но все одно не отступится.
– Если я откажусь…
– Мы уйдем, – сказала сиу. – А вы останетесь. Ты, возможно, и сумеешь выжить. Это место тебя признало. Но оно голодно. И потребует крови. А ты не сумеешь отказать ему. Не сразу, но согласишься.
Вот и снова же чую, что не врет.
– А как же ваше… это… Сердце, которое вернуть надо?
Сиу пожали плечами. Все трое и одновременно: мол, Сердце сердцем, как-нибудь разберемся.
– Мы знаем путь в тот город, – ответила все-таки старшая.
А вторая добавила:
– Придет время последней битвы…
По спине поползли мурашки. И куда они биться-то пойдут? Почему-то дом вспомнился. И еще Змеиный Дол, куда сиу, как подозреваю,
