Глеб прищурил глаза, молча выдерживая мой выпад. Повисла тишина, а потом он рассмеялся. Я же просто пялилась на него, по-моему, ни разу не видела, как он смеется. Как злится, как недоволен, как сосредоточен, его в порыве страсти, нежности, но чтобы смеялся от души — не помню такого.
Я в растерянности уставилась на него, глазами жадно вбирая эту картинку, стараясь отложить в мой персональный архивный альбом, который потом буду прокручивать, когда все придет к своему логическому завершению.
— Хочешь машину — пусть будет машина, — отсмеявшись, сказал он.
— Глеб, ты себя слышишь? Мы, по-моему, говорим на разных языках.
— Я тебя слышу, Поль. Это, по-моему, ты не совсем поняла. Я не шутил там, в спальне. Ты теперь со мной и отпускать я тебя не намерен.
Помолчал чуть, и уже тише добавил:
— Уже отпустил, и вон, что получилось.
Вновь тень улыбки промелькнула на его лице, когда сказал:
— Думаю, для проживания эта квартира сойдет. Нет? Или другую хочешь?
Какой же упрямый! — это выводило из себя. Будто со стенкой разговариваю.
— И сколько все это продлится? У меня скоро муж приезжает с дочкой. Нам всем вместе переехать к тебе? — разозлила его однобокость.
— С мужем ты расстаешься. Думаю, это и так понятно. Дочь перевезешь сюда.
— Что? — получилось визгливо.
Он подошел, взял за руку, любой намек на улыбку исчез из его глаз, он сосредоточенно смотрел на меня.
— Полин, тебе со мной рядом, здесь, — обвел взглядом квартиру, — будет безопасней. Ты же понимаешь, что в моей жизни не так все просто.
Следующий вопрос сорвался сам собой:
— Что ты сделал с теми людьми?
Орлов молчал, не сводя с меня глаз.
— Глеб?
— Они заплатили за то, что посмели прикоснуться к тебе, — напряженно.
Я понимала, что он тогда остался не разговоры разговаривать. Но убить? А в этом я была уверена, мне не нужно было объяснять. Выдернула руку, отошла от него. Помотала головой.
— Глеб, я не могу. Я не готова. У меня дочь. Ты понимаешь? Ты не имеешь права меня втягивать в это! — слезы выступили на моих глазах от безысходности, от того, что не хотела этого, но должна была попросить, а потому совсем тихо добавила. — Просто отпусти меня.
Глеб подошел, большим пальцем вытер скатившуюся слезу с моей щеки.
— Я не смогу, Поль. Не смогу! Думаешь, не пытался? Но не могу, — отошел на несколько шагов назад, оперся об кухонный островок, провел пятерней по волосам, выдохнул, поднял глаза, посмотрел в упор. — Ты у меня здесь, — указал пальцем на голову, — постоянно здесь, что бы я не делал, с той ночи на Родосе.
А у меня сердце болезненно сжалось от такого признания.
— И я знаю, что ты тоже самое чувствуешь. Черт, Поль, я все понимаю, я не простой, но только ты меня можешь видеть другим. Никто, слышишь, никто больше. Я буду твоим, полностью твоим, дай нам шанс! — говоря, подошел вплотную. Я рассматривала его обнаженный торс, его татуировку, его сильную шею, губы, встретилась с его глазами и поняла, что все: больше я не смогу сказать ему нет. Сама прижалась к нему, притянула его голову к себе и жадно поцеловала. Отклик не заставил себя ждать, он издал гортанный звук и прижался к моим губам.
Утро я встретила в объятиях любимого мужчины. Я подняла голову, рассматривая его спящий расслабленный профиль, и от лицезрения этой картинки все внутри меня наполнилось невообразимом теплом. А еще где-то глубоко в душе зрел бунт. Бунт против всех. Я поняла, что я готова бороться за него. Нет, не так — за наши отношения, за нашу, не знаю, что это: любовь или просто сумасшествие, но я готова попробовать и дать ему шанс, как он и просит. И пускай не было много обещаний, но было одно и самое важное для меня: «Я буду твоим, полностью твоим», а большего мне и не надо.
— Насмотрелась? — вдруг раздался его голос.
Внезапно я засмущалась и опустила голову, уткнувшись носом куда-то в район его груди. Он тихонько засмеялся, сильнее стиснул руки.
— Женщина, что ты со мной делаешь?
Смущение и скованность внезапно ушли, оставив место легкой, дерзкой Полине. И я наглядно ему смогла показать, что такого волшебного я с ним делаю.
Спустя час мой желудок взбунтовался и затребовал обратить на него внимание.
— Глеб, — позвала я.
— Ммм? — расслабленно прикрыв глаза, он выводил узоры на моем плече.
— У тебя есть, что погрызть?
— Да. Домработница обычно забивает холодильник или хочешь поедем куда-нибудь поедим.
— Ага, твоя рубашка и в пир, и в мир, — засмеялась я.
— Мне так больше без нее нравится, — промурлыкал, как большой кот.
— Так, Орлов, — смеясь, я стала выбираться из постели. — Если я сейчас не поем, то буду не в духах, а в гневе я страшна, — притворно нахмурилась и зыркнула глазами.
— Принято, мэм, — ухмыляясь, приложил к невидимой фуражке руку Глеб.
А я медленно сходила с ума от его улыбки и продолжала таять, как мороженое.
Через пять минут я деловито доставала из холодильника яйца, бекон и помидоры.
Еще спустя какое-то время мы, наконец-то, приступили к еде.
— Мммм, это лучше, чем в ресторане, — прожевывая очередной кусок, похвалил Глеб.
— Будешь хорошо себя вести, быть может, пожарю еще, — улыбаясь, ответила я.
— Обещаешь?
— Обещаю, — улыбнулась.
— Смотри, Поль, за обещания — спрос, — прозвучало слишком серьезно.
— Глеб, давай спокойно поедим, а?
— А что я не то сказал? — удивленно посмотрел на меня Орлов.
— Да нет, все то, — я отвела глаза и начала подниматься, чтобы помыть посуду.
— Оставь, я в посудомойку сложу, — перехватил мою руку.
— Да тут две тарелки помыть всего, — аккуратно пытаясь освободиться, вновь попыталась встать. Я хотела оттянуть наш разговор. Особенно сейчас, когда Глеб стал открываться для меня с другой стороны, я не хотела нарушить такой хрупкий мир.
