— Ты не понимаешь, — послышался голос Его Величества. — Такой магией, которой владеет оракул, в мире не владеет никто. И не будет владеть. Твой срок уже четыре раза успеет пройти. А я буду прежним. И оракул привязывает тебя ко мне. Поэтому ты будешь жить столько, сколько и я. И стареть ты будешь так же… Моя мать была человеком. Она прожила больше трехсот лет. И выглядела, как на портрете.
Я бросила взгляд на портрет. На нем была изображена трехсотлетняя красавица. С виду она была молодой. А по нашим меркам для нее нанял киллера пенсионный фонд, а черви на кладбище давали ориентировки своим прапраправнукам, кого, собственно, нужно ждать.
— Я не знала, — прошептала я.
— Однажды мой отец встретил девушку, на которой был тот самый запах, от которого он сходил с ума… Он ему даже снился…
— Погоди, — понюхала я себя. — Ты хочешь сказать, что все решает…
— Не перебивай, я так отвлекаюсь, — послышался выдох. Все-таки, очень своенравное у меня величество. И однажды я его все-таки укушу! Требую законных прав, чтобы укусить его!
— Он готов был жениться немедленно! Ее отец увез ее в другую часть королевства, подальше от сходящего с ума зверя. В день свадьбы ее привезли. Вокруг нее стояли служанки, одетые точно так же, как и невеста. Как вдруг отец понял. Запах стал намного сильнее… Оказалось, что это — не запах невесты. Это — запах ее личной служанки. Одной из девушек, робко опустившей голову. Людям, наверное, этого никак не понять…. Потом тихий «Ой». Дикий визг вокруг. Так моя мать стала королевой.
Повисла тишина.
— В день той самой встречи, маленькая, любопытная служанка, пока никого не было, посмела примерить роскошное платье госпожи. Вот так открылась тайна, — послышался тихий голос.
— Погоди, то есть запах! — прищурилась я. — Не богатый внутренний мир!
— Богатство твоего внутреннего мира я мог изучить в первый момент нашей встречи. Я был ужасно зол, а ты попалась под горячую руку. Так то твой внутренний мир чуть не очутился на полу. Если бы не… запах…
— То есть, мои красивые глаза… — продолжала я, глядя на его величество. — Без запаха …
1.4
— Могли красиво моргать и дальше, — усмехнулось его величество. — Но не мне!
— То есть, — в моем голосе прозвучало что-то похожее на женскую обиду. — Если бы не запах, то какой бы умницей — красавицей я не была… Все равно бы…
— Зато у нас навсегда! А не то, как у вас, людей. Сегодня одна, а завтра вторая! Вы такие сложные! — его величество скривился. — Придумываете себе какие-то критерии! Хочу, чтобы светленькая, но темная… Чтобы пухленькая, но худая! А как что не так, так сразу: "Фу, уйди отсюда!". Вы цепляетесь глазами за лицо. Как будто это шкурка что-то значит? А что если завтра со шкуркой что-то случится? Однажды в детстве я случайно изуродовал лицо своей няни. Она так плакала. Много дней подряд. Я думал, что ей до сих пор больно. А потом мать мне объяснила, что девушку замуж никто не возьмет теперь! Меня ругали долго, говорили, что я капризный, думающий только о себе тиран! Которому нельзя доверять править людьми…
Я вздохнула, вспоминая когтистые лапы Титикаки, все норящие выколоть мне глаз или оставить росчерк на лице.
— Но никто так и не узнал, что я тогда собрал все свои драгоценности, которые мне дарили и тайком принес няне. И тогда для меня открылась еще одна ваша, человеческая тайна. Ваша шкурка, оказывается, продажная. Если девушку со шрамами не берут замуж. То девушку со шрамами и драгоценностями берут! — выкатили мне претензию за все человечество.
Это было безумно интересно слушать. Я никогда не знала, что творится в загадочной кошачьей душе. А тут, оказывается, такие интересные мысли…
— Погоди! У тебя здесь есть служанки со шрамами! Я видела несколько в коридоре… Вроде бы они, не волки! — опомнилась я. — Здесь же не только волки служат, но и люди? Не так ли?
— У меня есть тайная традиция. За каждый шрам дарить девушке драгоценность., чтобы она могла потом выйти замуж. раз для нее это так важно… Но дарю я уже потом, когда отойду и успокоюсь… — произнесло его величество. И тут же мрачно закончил. — И поэтому многие из них нарочно подставляют лицо под удар.
1.5
Я села, поправив декольте. Преступницы отправились в расшитую драгоценностями тюрьму.
Вторая когтистая рука прочесала мои волосы, красиво разложив их по плечам.
— Ой, а что это у тебя такое? — прищурились голубые глаза, когда я наклонилась, чтобы встать. Из декольте вывалилась тонкая золотая цепочка с первой буквой имени.
Я опомниться не успела, видя, как мне на колени ложится голова, а когтистая рука играет с мои медальоном. В этот момент он напомнил мне большого Титикаку. Тот тоже любитель играть с этой висюлькой.
— То есть, ты знаешь об этом и все равно даришь? — удивилась я, видя, как его величество
— Ну, разумеется, — послышался смех. А лапа вцепилась в игрушку. До сих пор не могу поверить, что у большого-большого котика есть свои маленькие, милые слабости. — Мне интересно смотреть на тех, кто готов изуродовать себя ради денег! У каждого свои причуды.
— А казна от этого не обеднеет? — с тревогой спросила я, беспокоясь за чужой бюджет.
— Ты шутишь? — посмотрели на меня очень внимательно, но тут же качнули медальон. — С какой-то золотой безделушки?
— Я, наверное, пойду… к малышу, — осторожно произнесла я, видя с каким азартом играли моей побрякушкой.
— Иди, — послышался голос. На меня смотрели красивые, небесно-голубые глаза так, словно помогали раздеваться…
Наверное, мне придется смириться с тем, что он все-таки ирбис.
— Мне не нравится твое украшение, — послышался голос. — Маленькое …
— Вот только не надо сначала меня царапать, чтобы потом подарить что-нибудь из сокровищницы, — усмехнулась я, видя, как его величество садится напротив меня.
Я перевела взгляд на его руку, из которой выдвинулись когти, создавая клетку для моих пальцев.
— Учти, я ревнив и очень жесток, — послышался голос, завершившийся зубастой улыбкой. — Поэтому не дразни меня больше… Это может плохо, но очень приятно кончится…
