Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Нет смысла думать и гадать —
Я знаю все, что скажут карты.
Я начинаю понимать
Котов, поющих песни в марте.
Я задыхаюсь от весны
В восторге птичьих канителей,
Ночь дышит запахом лесным
Прохладных, петербургских елей.
Как ни смешно, но этот грех
И этот крест не будет вечен,
О мой успешный неуспех
Во искупленье прошлой встречи.
Но наш таинственный союз
Приемлет рознь как всепрощенье
И поцелуем нежных муз
Отмечен в высшем воплощенье…
* * *
Когда убивали последнего единорога —
Лес содрогнулся, и даже птицы роняли слезы.
Глядела в испуге девочка недотрога,
Как копья дрожали, словно виноградные лозы,
Вонзаясь в белую спину зверя,
Что голову прятал у нее на коленях.
И бледное солнце отворачивалось, не веря
В людскую жестокость. Таилась в глазах оленьих
Вассальная преданность королю леса,
Тому, кто царственным рогом даровал волю…
Запевали сосны хором дневную мессу
О том, кто сегодня захлебывался болью!
А после мясо с размаху швыряли на блюдо,
И пили охотники в честь величайшей победы
Над силой природы, ее тонконогое чудо
Убили люди. Наши отцы и деды…
* * *
Смотреть судьбе в лицо —
что в зеркало глядеться.
И ощущать себя извечно не у дел.
Но некуда спешить, раз никуда не деться
От неумелых фраз и равноценных тел.
И если разделить былое равнодушье
На девять звонких грамм, уложенных в патрон,
То выстрел прозвучит мелодией пастушьей,
Упругой, как свирель готических времен.
Мне ни к чему гадать о довоенном прошлом,
У каждого из нас прошла своя война…
Но истина проста, чиста и непреложна —
В признании вины и крепости вина.
А там… все как у всех! Язычество картин,
Рифмованный поток и выросшие дети.
И зеркало, где ты намеренно один,
И солнце на закат, и ничего не светит.
Унынье — это грех, а мы и так грешны
Стремленьем, в мишуре, возвысить день вчерашний.
Но сердце не болит, лишь просит тишины
И усмиряет бег, так медленно и страшно…
* * *
Г…
Сегодня впервые рисую тебя без одежды…
На мне — серебряный крест, на тебе — только нитка бус.
Ничего не смыслящие в живописи невежды
Никогда не поймут такой откровенности муз.
Мастихином врываюсь в аромат твоих волос…
Говорят, что оранжевый цвет — это цвет экстаза.
Но с глиняных ног валится тот огромный колосс,
Призванный вуалировать истинный смысл каждой фразы.
Все открыто… Не только тело, но и сама душа
В восторге от собственной наготы распрямляет спину.
Бумага атласной кожей вздрагивает, дыша,
И первый набросок твоей судьбы готов наполовину.
Все, что свершилось сегодня, никак не могло быть вчера.
Давно умершие чувства привычно не имут сраму…
Любовная связь фломастера и округлой линии бедра
Плавно перетекает в какую-то древнегреческую драму.
А если вдруг возникает не слишком скромный вопрос —
Я ухожу туда, откуда пришел, где ветра и стужа…
Но все закончится одним рисунком твоих обнаженных грез,
Которые ты будешь прятать от будущего мужа…
* * *
Сердоликовое сердечко на твоей золотистой груди
Сам принес, подарил и доныне приятно глазу.
Никому не известно, что у нас впереди,
Даже маленькое счастье всегда подвержено сглазу.
И теперь гадай, не гадай на кофейной гуще про сны —
Все равно между нами принимает решенья не разум,
А случайная встреча в начале лета, в конце весны,
Когда диск луны входил в свою полную фазу.
Я не хочу обещаний или чрезмерно значимых слов,
Как хорошо, что и тебе штампованных клятв не надо.
Статуя, в Млечный путь окуная свое весло,
Нас провожает завистливо-робким взглядом…
Хотя, по идее, нам бы стоило, шепот срывая в крик,
Соприкоснуться лбами и думать, а что же дальше?
Если жизнь так коротка, если наша любовь — миг,
Если мы оба с тобою не переносим фальши…
Наверно, земля остановится или замедлит бег.
У той же луны изменится угол вращенья и орбиты.
Ты — далеко, я — далеко, и бесконечно уныл век —
Не доцеловано, не досказано, не забыто…
* * *
Несопоставимые слова
Мечутся в восторге птичьих трелей.
Кружится шальная голова
От густых февральских акварелей.
От внезапно выпавших снегов
Удивленно-круглолико солнце.
Минул век в предчувствии стихов,
И в горящих бликах брызжет стронций!
На деревьях кадмий и кармин,
В теплый кобальт выкрашены крыши.
Солнечных зайчишек подкормить
Я спешу на холст, где сонно дышит
Будущий весенний силуэт
Утомленной проповедью Музы.
Хочешь, мы десятком ярких лент
Ей украсим однотонность блузы?
Нарисуем поле с мотыльком,
Все простим, обиды и промашки,
Чтоб ее дыханье так легко
Щекотало лепестки ромашки…
* * *
И. Д.
Девушка с душою цвета осени
Пишет вдохновенные стихи.
И четыре карты наземь бросили
Духи четырех слепых стихий.
От червонной масти в небе марево,
В тон заката выжжена трава.
И янтарно-солнечное варево
Впитывают хрупкие слова.
Под пиковым ливнем, над оврагами
Ошалело рвутся ввысь цветы.
Словно память плачет над гулагами
Медленно расстрелянной мечты.
И звенит метелица бубновая,
Удалая, козырная масть,
Ярая, разгульная, фартовая —
Или в королевы, или в грязь!
А когда сентябрь взойдет наместником,
Затеплит лампадку, не дыша,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
