Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Просто Пинчук?
– Да, да!
– Трудящийся, спортсмен-боксер? – Конёк улыбался, и вдруг лицо его искривилось. – Так я тебе и поверил!
Обида была столь велика, что Герману стало совсем уж невыносимо.
– Ладно, я скажу. Но молчок?
– Могила.
– Опять могила? А хромому?
– Клянусь.
Как же не сказать, если поклялся? А что сказать?
– Я, друг, это… туда собираюсь!
– Куда?
Герман показал на небо:
– Туда.
– К ангелам, что ли?
– Видишь звезды?
– Вижу.
– Ну вот.
– Что – вот? Дальше… Замолчал!
А что дальше? Герман сам бы хотел знать… самому интересно стало.
– Нас десять человек, мы рассеяны по всей стране и законспирированы… Конспирация, понимаешь?
– Да.
– Встреча в Кустанае, есть такой город на свете… Там комиссия – выберут из всех самого достойного, он и полетит!
– Поэтому плавание?
– Догадался! Да, Конёк, подготовка по индивидуальной программе.
– Ну-ну. И на чем же полетит самый достойный?
– А в ракету посадят. В этом году спутник запустили, потом животное отправят, кошку какую-нибудь или собаку, а потом…
– Человека! – выдохнул Конёк.
– А потом каждый год будем летать, как в автобусе ездить! И, Конёк, на Луну! Человек высадится на Луну, это будет! – вдруг закричал Герман и сам удивился, что закричал.
А Конёк сказал тихо:
– Ты.
– Что – я?
– Это будешь ты, Герман.
– Да?
– Уверен.
И Герман сам чуть вместе с Коньком не поверил. Что тут, смеяться, плакать? Стояли посреди улицы, усики к усикам, клеши на ветру хлопали. То ли рассвет, то ли сумерки, снег с дождем…
Ворота заводской проходной распахнулись, толпа повалила со смены, Конька с Германом проглотила, еле друг друга нашли, две белые вороны.
– Связь односторонняя.
– Шуарли.
– Как понимать?
– Понимать, что я понимаю, – объяснил Конёк, глядя вслед Герману, который уже уходил. Но еще спросил, ему важно было: – А язык английский? Если, допустим, человек знает английский?
Герман обернулся:
– Это очень хорошо, друг. Будут международные экипажи, обязательно.
– А если еще язык, другой?
– Если человек полиглот?
– Вот именно.
Герман, прощаясь, поднял вверх большой палец.
– Полиглот уже летит!
И всё, пропал он, как испарился… А Конёк и не ищет Германа – связь-то односторонняя… Но ждет, ждет – все в закуток в ресторане выбегает, высматривает из-за занавески. Вдруг усики мелькнут?
Лара с подносом мимо проплывает, зато Римма заглядывает.
– Уж полночь близится, да, Виктор?
– Да, Римма.
– А Германа всё нет!
– А его и нет.
– Так и тебя нет, дорогой.
– А где же я?
– Не знаю. Не установлено.
– Вот он я! Вот! Вот! – Конёк даже с головы колпак срывает, чтобы Римма его увидела.
Она головой качает:
– Нервы!
– Да. Извини.
– Ладно. Скорей бы в Москву.
– А что в Москве?
– Учиться пойдешь. На дипломата.
– Что-то новенькое.
– Это для тебя. Ты будешь послом, знаешь где? Не знаешь – в Бразилии! Вот чем всё кончится, Виктор.
– Что – всё?
– Ну, котлетки твои! Так и будет.
Так и будет, раз говорит. Но пока котлетки.
– Горят! – спохватывается Конёк и убегает. Ничего, конечно, не горит, он без дела на кухне стоит, от планов передыхая.
Кирыч к дому подъезжает, и, странное дело, тарахтелка его не заглохла, работает хоть бы что. Сразу Коньку вопрос прямой в лоб:
– Где он?
– Кто?
– Он. Знаешь.
– Да.
– Что – да?
– Знаю. Поехали, покажу.
– Издеваешься?
– Поехали, поехали!
Конёк велосипед выводит:
– Догоняй, Кирыч!
Налег на педали, Кирыч его не отпускает, за спиной тарахтит. В лес заехали, останавливаются… Конёк показывает:
– Там.
– Где?
– По тропинке иди, не ошибешься.
– А ты?
– А я тебя навел.
– Понятно. Оставайся, – разрешает Кирыч и с дороги в лес идет.
– Кто еще в шалаше прятался, Кирыч?
Наставник обернулся, погрозил Коньку. И за деревьями скрылся.
А Конёк – сразу к тарахтелке. Свинтил с бака крышку, велосипед перевернул – и потек в травку бензин, потек!
Отъехав, на ходу обернулся: Кирыч на лесной дороге со своей тарахтелкой, которая теперь не тарахтелка… Куда ж он теперь на хромой-то ноге? Жалко инвалида.
Домой когда приехал, такую картину застал: Герман перед мамой его на коленях, уткнулся ей в живот и плачет! Мама на стуле сидит и голову его гладит, утешая, у самой слезы на глазах!
Да что ж это такое? А такое, что Герман пьян. Как свинья!
Конёк слышит: “Запутался… Что мне делать?”
Что еще говорит, не разобрать, язык у Германа заплетается. А как увидел Конька, началось.
– Какой сын у вас! Таких… таких нет на свете!
Хвалит Конька, кричит… Насилу спать уложили, кое-как до койки дотащив.
Среди ночи будит Конька, трезвый.
– Поговорим?
– Спи, ладно. Со мной тоже раньше бывало. Спи.
Лег, опять Конька тормошит:
– Друг!
– Не налью, не проси.
Не выпить ему – поговорить!
Что рассказывает? Так, ничего особенного: отбывал в Кустанае, сел ни за что, за драку, а на самом деле – за длинный язык, острил много и не к месту, главное…
Спи, друг, ложись спокойно, каждый второй через зону прошел, нашел чем удивить… Я вот тоже… на нарах побывал, один добрый человек снял!
Нет, не ложится, опять над ухом: о каком-то Валерке, с которым сидел, тот был политический. Бокс, английский и много другого чего – от Валерки… Да всё от него, на мир по-другому взглянул, глаза открылись! И вот они бежать сговорились, потому что ведь все равно новые срока добавят! Умирать, так с музыкой!
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
