что как ни крути, а в темноте я ничего не видел.
Прежде, чем переступить барьер, я обернулся к медведю.
Он сидел в позе для медитации. И даже глаза уже закрыл.
Но словно почувствовал мой взгляд, махнул своей огромной лапой. Этот жест в равной степени можно было расценить и как жест прощания, и как что-то типа: «Да сваливай уже побыстрее!»
Вдаваться в размышления я не стал, потому что Марта снова застонала.
Я дёрнулся к ней и уронил факел.
То ли он упал неудачно, то ли ещё по какой причине, но огонь погас. Осталось только несколько красных искорок, но и они вскоре потухли.
И мы оказались в полной темноте.
Я засмеялся — такое уже было. Я уже возвращался от медведя без света. Однако, это становится традицией.
Марта снова застонала, и Мо Сянь сказал:
— Надо идти, молодой господин!
— Да кто ж спорит-то! — согласился я.
И мы потихоньку двинулись вперёд. Благо коридор один, заблудиться негде.
Когда глаза привыкли, стало понятно, что темнота далеко не полная. На стене звёздной россыпью светились малюхонные искорки, да от груди Марты исходило едва заметное алое сияние.
Хотя, не совсем алое, а ало-золотое.
Когда мы вышли на улицу, стояла уже глубокая ночь. И всё равно мужики не разошлись. Они толпились у костра, ждали нас.
Но когда мы вышли из рудника, они не поспешили к нам, а некоторое время стояли и настороженно всматривались в нас.
Мы с Мо Сянем тоже остановились. Потому что напряжение только что не звенело!
Однако, стон Марты разрушил это напряжение, и кто-то из мужиков спросил:
— Барин? Владимир Дмитриевич?
— А кто ж ещё? — ответил я вопросом на вопрос.
По заводу пронёсся вздох облегчения, и мужики окружили нас.
— Ну и запашок! — прокомментировал кто-то. — Чего это так воняет? Как будто вы в помойной яме неделю сидели!
И я вспомнил, что моё тело после прорыва покрыто нечистотами.
Собственно, я и не забывал об этом, потому что чувствовал не только запах, но и липкость по всему телу. Но сейчас я с этим ничего не мог поделать. Нужно было ехать домой и идти париться в баню. Ну или хотя бы просто мыться.
— Как девица? — раздался голос Данилы Всеславовича.
— Жить будет, — выдохнул я.
Мужики тут же забрали у нас с Мо Сянем носилки.
— Куда нести? В контору? — спросил кто-то.
— Нет, к карете, поедем домой, — ответил я.
— Не советую сейчас, — предупредил Добрыня Всеславович.
В другой раз он, наверное, жёстче выразился бы, но после того, как я наорал на всех, когда мы Марту привезли, он больше не рисковал идти против моего слова.
— Что ж мы, ночью дорогу домой не найдём, что ли? — усмехнулся я.
— Твари на охоту вышли, — коротко ответил управляющий заводом. — Сюда-то они не сунутся, а вот в лесу нападут.
— Пусть нападают! — отмахнулся я. — У меня для них сюрприз есть. Давно опробовать хотел…
— Вы уверены? — спросил управляющий.
— Абсолютно! Несите Марту к карете!
Пока мы шли до кареты и пока укладывали Марту, кто-то сгонял за Кузьмой. Он, по всей вероятности, уже хорошенько перекусил и судя по запаху не только… И тоже хорошенько.
Но я не стал ругаться. Конюх действительно сильно боялся. И сто грамм для храбрости ему не повредит.
Хотя, я считаю, что алкоголь в таких ситуациях только во вред. Он не только снимает напряжение, но и притупляет чувства и снижает реакцию.
Но да ладно, сейчас от Кузьмы требуется всего лишь доставить нас домой.
Поэтому, как только мы выехали за ворота, я развернул над каретой защитный барьер. Такой же, как вокруг усадьбы, только относительно небольшого размера — главное, что лошади и карета были внутри, под защитой мини-барьера.
Кузьма хлестнул лошадей, и мы поехали домой.
Да, твари действительно ждали нас в лесу.
Тут были и волколаки, и лютые мертвецы.
Кстати, увидев лютых мертвецов, я поневоле вспомнил про княжну Анастасию Тараканову. Какая судьба теперь её ждёт? Хотя, так можно говорить о живом человеке, а она уже умерла. Что касается тела — это уже не сама княжна, а только её тело. Бездушный труп.
Вот вроде бы человек хотел меня убить, а я какого-то хрена переживаю о том, что в итоге будет с трупом. Хотя по идее мне должно быть всё равно.
Но нет, мне не всё равно. И будь на месте тела княжны Таракановой тело другого умершего человека, я всё равно думал бы об этом. Потому что по русской традиции умерший должен быть предан земле, и точка!
Долго думать на отвлечённые темы нам не дали — первая волна волколаков кинулась нам наперерез, в то время как толпа лютых мертвецов пыталась догнать нас сзади.
Я даже испытал некоторое волнение и болезненное любопытство, наблюдая, как самый ретивый волколак отталкивается и прыгает на лошадей.
Те шарахнулись в сторону и встали на дыбы, и Кузьма едва удержал их.
Что касается волколака, то достигнув барьера, он сгорел и осыпался красными мотыльками.
И следом за ним ещё один. Потом ещё…
Волколаки прыгали и прыгали на барьер. Они как будто не видели, что их собратья сгорели. Мне даже в какой-то момент стало их жалко — что ж они, бедолаги, прыгают-то. Не понимают что ли, что тут их ждёт смерть?
Подумал было, что я ненормальный.
Но тут услышал, как Кузьма кричит:
— Разуйте глаза, дурачьё! Куда вы прыгаете?
И понял, что всё со мной в порядке. Нормальная реакция человека, для которого жизнь имеет ценность.
А потом нас догнали лютые мертвецы.
Даже странно, что они так быстро бегают, не ожидал от них такой прыти.
В мою первую встречу с этими тварями, когда я упал с частокола, они двигались намного медленнее. Хотя, тогда был день. Может сейчас они прыткие из-за того, что на дворе ночь?
Как бы там ни было, а защитный барьер выдержал и лютых мертвецов тоже.
Но появилось мерцание.
А следом у меня появилось подозрение, что барьер может выдержать только определённую нагрузку. А потом мы станем лёгкой добычей.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я заорал:
— Кузьма, гони лошадей!
Кузьма и так погонял, но после моего крика даже привстал на козлах, чтобы удобно было хлестать.
А защитный барьер начал мерцать всё чаще и
