секунд на пол соскальзывает юбка. Саша едва заметно хмурится. Неужели он осмелиться на приказ снять черное тонкое кружево и чулки с подвязками?
— Почему ты опять медлишь? — тихо спрашивает он. — Раздевайся.
Все же осмелился, но его фартук не может скрыть возбуждения. Какая выдержка. Настоящий художник, который ставит искусство выше кружев и чулок. Накинься сейчас он на меня, то я бы не воспротивилась его мужскому голоду, но была бы разочарована.
Бюстгальтер и трусики кидаю к юбке и блузке, а чулки снимаю уже на стуле. Медленно, без спешки, наслаждаясь прямым и напряженным взглядом Саши. Неужели и сейчас не падет жертвой коварной натурщицы? Нет. Отвлекается на палитру и краски и глухо отзывается:
— В исходную позицию.
Молча отбрасываю чулки. Вскидываю подбородок, распрямляю плечи и сажусь к Саше вполоборота.
— Лицо чуть правее, подбородок ниже. Теперь выше.
Еще несколько тихих команд, и он мешает краски, скользнув сосредоточенным взглядом по моей груди. И мне неважно, что он там нарисует в итоге. Меня увлекает сам процесс игры. Если в итоге я получу жирафа, то не буду возмущаться. Я ловлю эйфорию от густого запаха масляных красок, шуршания киста по холсту и взглядов Саши, который не обратил нашу забаву в близость, пусть я его пыталась к этому подтолкнуть.
Я опять хотела перехватить контроль, но он мне не позволил. И мне это нравится. Он определил правила в моей фантазии и требует, чтобы я им следовала. делаю медленный вдох и отпускаю мысли, ныряя в легкий транс, и которого меня вырывает голос Саши:
— Можешь расслабиться.
Руки и ноги затекли. Разминаю плечи, массирую голени. Встаю, и ко мне подплывает Саша. Сейчас точно схватит за волосы и поцелует, но он срывает простынь со стула и стелет на пол. Я обескураженно моргаю.
— Ложись, — разворачивается ко мне, — и воздержись от вопросов.
— Как именно мне лечь?
— Я же попросил без вопросов, — голос вибрирует легким раздражением.
Обхожу Сашу, стараюсь сесть на простыню с грациозностью пантеры и ложусь на спину. Я не принимаю фривольных и соблазнительных поз, а жду инструкций, которых не слышу. Саша шагает к кровати, подхватывает с нее коробку и возвращается. Я все еще жду объяснений, но бывший муж игнорирует мои многозначительные взгляды.
Опускается на простыню рядом, открывает коробку и раскладывает яркие тюбики с краской. Достает новую круглую палитру и свежие кисти.
— Будешь моим холстом, — переводит взгляд на меня. — А холсты не говорят, верно?
Я коротко киваю и прерывисто выдыхаю. Я уже сама готова кинуться на Сашу с рыком и взять его силой.
— Расслабься, — от его легкой усмешки потеют ладони. — И глаза закрой.
Смыкаю веки, и через минуту чувствую, как мягкая кисть скользит по щеке. Немного щекотно, и я задерживаю дыхание, закусив нижнюю губу. Кажется, Саша рисует лепестки.
Спускается к шее, покрывает их медленными и сосредоточенными мазками. Мне жарко, и каждый вдох дается с трудом. Переходит к груди, и я вздрагиваю от прикосновений кисти, будто от ожогов. Не могу сдержать стон.
— Тише, — строго говорит Саша, подстегивая во мне новую волну теплой истомы, что растекается по венам жидким медом.
Кисть бежит к животу, а после спускается ниже, и сердце пробивает три удара за один, но Саша жестоко ведет кисть к бедру. Его ласка обращается в сладкую пытку. Я хочу его рук, губ и горячего тела, но он и пальцем меня не трогает. Лишь кистью.
— Можешь принять душ, — его голос вытягивает меня из густого потока желания.
Я возмущенно распахиваю глаза, а он откладывает кисть и встает:
— Я закончил.
Да я по его глазам вижу, что он, как и я, на грани. Почему он не предпринимает решительных действий. Игра затянулась. Я хочу кульминации!
— Иди, — твердо приказывает он. — Или ты одна не справишься?
Глава 51. Новые туфельки
Губка скользит по груди и животу. Вода стекает разноцветными ручьями, а Саша молчит. И я молчу. Если наши тела не сплелись в близости, которой мы оба жаждем, то души срослись под потоком воды в молчании. Наша игра обратилась в нечто иное, чем просто забава с красками.
Касается мягкой губкой щеки, вглядываясь в глаза. Затем аккуратно смывает цветную пену. И целует. Трепетно, нежно, и я откликаюсь стоном, но Саша отшатывается и внезапно хватает меня за волосы. Запрокидывает мою голову и щурится. Я сглатываю. На мгновение пугаюсь возможной агрессии, но страх растворяется под глубоким и жадным поцелуем.
Рывком разворачивает к себе спиной, прижимает к влажному кафелю, и с губ срывается стон от решительного толчка. Крепко удерживает за волосы, и я тону в нарастающих волнах густого удовольствия. Мышцы и кости плавятся. В глазах темнеет, и Саша выпускает мои волосы, чтобы заключить в объятия и прижать к себе.
Дрожь наших тел соединяются в одну острую струну, которая оплетает нас коконом. Стоны, вдохи и выдохи вторят друг другу. Закрываю глаза и чувствую у шеи горячий и прерывистый шепот:
— Я люблю тебя.
Тихое признание вплетается в биение наших сердец, и у меня подкашиваются ноги. Саша подхватывает меня на руки, и я роняю голову ему на грудь. Выныриваю из слабости и теплой истомы уже укутанная в полотенце. Саша выносит меня из ванной комнаты, шагает мимо белого полотна с красками и мольберта к кровати. Укладывает на шелковые простыни и ложится рядом.
— Мне надо… идти… — шепчу я.
— Нет, не надо, — спокойно отзывается Саша. — Пойдешь, когда я скажу.
Я сажусь, всматриваюсь в его лицо и пробегаю пальцами по его ключице:
— Я хочу новые туфли.
Саши удивленно косит на меня взгляд:
— Какие?
Да я без понятия какие. Просто ляпнула, решив сыграть глупую любовницу, которая хочет прибарахлиться. Почему нет?
— Вопрос неправильный, да? — Саша хмурится. — Сколько?
Катька недавно сетовала, что облизывается на туфли за сто тысяч рублей. Плакалась, что никогда не сможет их себе позволить и поэтому ей нужен мужик при деньгах, но они все старые и толстые извращенцы. У меня тут лежит не старый и не толстый.
Поддаюсь к Саше и шепчу на ухо:
— Сто тысяч, — а затем вглядываюсь в удивленные глаза, — а к туфлям платье…
— А к платью новые трусики? — вскидывает бровь.
— Да, — мило улыбаюсь.
Я тебя
