магической тайнописью? Николетт доводилось не раз слышать истории о том, что к подобным уловкам прибегали как из мошеннических, так и из добрых побуждений.
Она припрятала листы под подушку и выскочила из покоев. Музыки уже слышно не было – большинство гостей разъехались. Ни папеньки, ни Теодора быстро найти не удалось, поэтому Николетт отправилась поговорить с привратниками, дежурившими на выезде из замка. Сразу выяснилось, что отец действительно уже уехал. И самое досадное, что и карета лорда Доминика тоже отбыла. Это означало, что картина уже находится на пути к своему новому месту назначения.
Расстраиваться Николетт не стала. Можно ведь будет попросить Теодора в ближайшее время навестить его родителей. С этой успокаивающей мыслью вернулась к себе. Устроилась удобно в кресле и приступила к чтению. История растрогала до слёз. Николетт и представить себе не могла, какой необычной окажется судьба лорда Фамилиена и его экзотической птички.
С того дня, как он узнал, кто на самом деле скрывался под маскарадным костюмом, жизнь Фамилиена перевернулась с ног на голову. Нет, внешне ничего не изменилось, но что творилось в его душе! Он смотрел на свою скромную робкую горничную, которая, как и прежде, каждое утро приносила ему кофе и убирала покои, смотрел и не понимал, как мог раньше не замечать, насколько нежное и милое это юное создание. В ней столько простоты и естественности. Но он видел и другое – глубину. В омутах её бездонных глаз таилось что-то манящее неизведанное. Чего ему стоило, как прежде, оставаться в общении с ней холодным безразличным хозяином! Однако однажды он не выдержал:
– Зачем ты сделала это, Лилая? – он поймал её хрупкое запястье, когда она ставила чашку вечернего кофе на стол. – Зачем?
Фамилиен ведь знал, чувствовал – она давно поняла, что он догадался, кто был в костюме экзотической птицы на том балу-маскараде.
Её глаза вспыхнули на мгновение. Ещё ни одна женщина так не жгла его душу одним только взглядом. Но в следующую секунду опять сделалась кроткой.
– Это была невинная шутка, милорд. Я прошу простить.
Она попыталась высвободить руку. Но поздно, он уже не был властен над своими поступками. Продолжая удерживать, поднялся с кресла, навис, заглянул в глаза:
– Правду! – потребовал грозно. А потом прошептал нежно, почти с мольбой: – Правду, Лилая!
Лучше бы она снова солгала. Правда оказалась слишком волнующей, слишком сладкой, слишком опасной.
– Я хотела танцевать с вами. Давно мечтала хотя бы об одном танце, потому что давно влюблена.
Это было выше его сил. Он притянул её к себе для поцелуя. Сколько раз проделывал это в своих фантазиях. Но в реальности чувства оказались настолько ярче – почти невыносимыми.
– Лилая, – шептал он, уже не в силах бороться с ломающей его страстью. – Лилая, – осыпал хмельными поцелуями, лишая её воли к сопротивлению.
Они провели эту ночь вместе. Самую счастливую ночь в жизни Фамилиена. Только под утро он вспомнил о супруге, которая гостила в это время у своих родителей. Суровая реальность гранитной глыбой навалилась на него. Он не во власти поменять свою жизнь. В те времена почти не реально было получить развод, да и браки с прислугой жёстко порицались. Что мог он предпринять для счастья любимой? Предложить стать любовницей? Никогда! Его нежная экзотическая птичка не заслужила такого. Он не знал, что делать. Но хотел показать, что она и только она – его единственная любовь. Он снял с пальца фамильное кольцо и надел на её палец.
– Этот камень открывает любой замóк в моём зáмке. Я хочу, чтобы отныне он принадлежал тебе…
Николетт ощущала, как по её щекам текут слёзы. Она знала, о каком перстне речь. О том, что носит Теодор. Она ещё не дочитала историю до конца, но уже догадалась, что та ночь любви подарила Лилае дитя. Августа права – именно тогда в роду хозяев замка Рош-ди-Вуар появилась ещё одна ветвь, к которой и принадлежат Теодор и Матис.
Ранним утром Фамилиен был вынужден уехать из замка по срочному вызову отца. А когда вернулся, обнаружил, что Лилая исчезла. Его экзотическая птичка упорхнула от него…
Николетт пришлось прервать чтение из-за стука в дверь.
– Вы меня искали? – на пороге появился Теодор.
Глава 47. На этот раз вернётся
Глава 47. На этот раз вернётся
Николетт украдкой промокнула глаза платком. Но Теодор успел заметить.
– Вас что-то расстроило?
Он стремительно прошёл в комнату и огляделся, будто искал обидчика. Она поднялась ему навстречу. Теодор был тем человеком, с кем в первую очередь хотелось поделиться неожиданным открытием.
– Да. Продолжение истории лорда Фамилиена. Нашлись бумаги, которых не доставало.
– Где? – на лице Теодора застыло удивление.
– Вы не поверите. В моём приданом.
Николетт пересказала слова Герасима, что листы выпали из картины, когда у той во время погрузки в карету отвалилась задняя стенка из-за чрезмерного напора и старания слуги-богатыря.
– И не спрашивайте, откуда они там. Я сама изумлена не меньше.
– Но хотя бы знаете, как полотно попало к вашему отцу?
– Нет, – Николетт развела руками. – Раньше я эту картину не видела. В первый момент даже заподозрила, что папенька мог сам её нарисовать, – губы тронула улыбка.
Теодор взял бумаги в руки, полистал не спеша. В глазах горело любопытство.
– Вы уже прочли?
– Только часть.
– Тогда… – он сел на софу и похлопал ладонью справа от себя, – …предлагаю изучать историю вместе.
Николетт приняла приглашение – присела рядом.
– Читайте, – Теодор передал ей бумаги и удобно откинулся на спинку софы, показывая, что приготовился слушать.
– Вслух? – смутилась Николетт, памятуя, что в тексте есть откровенные эпизоды.
– Да.
– Почему я? – возразила робко.
– Вы же мой работник, – беззастенчиво воспользовался служебным положением Теодор.
Вообще-то, Николетт нанята писарем, а не чтецом, но перечить не стала. Она начала с первого листа и вновь, теперь уже вслух, прочла о волнующей ночи Фамилиена и его птички. Теодор слушал так внимательно, так пристально смотрел, что Николетт испытывала смятение и трепет, а щёки медленно заливал румянец.
– Желая показать, что Лилая для Фамилиена – единственная любовь, он подарил ей свой фамильный перстень, – прочла она очередную строчку и невольно перевела взгляд на руку Теодора, которая лежала на софе, рядом с коленями Николетт.
