ничего и не надобно. Лошадей, правда, времени нет искать, так что поедем на такси. Ну чего расселись?
Единственными таксомоторами, нашедшимися в Хабаровске, оказались открытые «форды», но, по мнению дядьки Игната, это было даже кстати. На широком диване в первой машине устроились они с Мартом, а рядом с водителем посадили Ларкина с гармошкой. На второй, соответственно, будущий жених и его дружка — цесаревич. Так что к дому Калашниковых они добрались с шиком.
Располагался он на северной окраине города в районе Осиповского затона. Первый этаж с небольшим лабазом сложен из кирпича, второй, используемый под жилье, из толстых бревен. По крытой железом крыше можно было понять, что дела у Татьяниного отца идут неплохо.
Услышав заливистые переливы в исполнении гармониста, к дому купца сначала сбежалась вся окрестная ребятня, затем подтянулись и более взрослые жители.
— Хозяина кликни! — велел немного растерявшемуся приказчику Вахрамеев.
Все семейство Калашниковых в этот момент чинно пило чай. Во главе стола степенно, как это и положено главе семейства, восседал купец третьей гильдии Дмитрий Кузьмич Калашников. По правую руку устроился старший сын и преемник в коммерческих делах Василий, по левую приехавший на побывку Михаил, а напротив — супруга и сменившая летную форму на домашнее платье Татьяна.
— Что за шум? — недовольно пробасил услышавший переливы гармошки отец.
— Никак Таньшу сватать приехали, — скривился в ехидной усмешке старший братец, после чего добавил неодобрительно, — срамота-то какая!
— А ты губы не криви, — вступился за сестру Михаил. — Сеструха-то наша, как ни как, в офицеры выбилась и кавалером стала!
— Знаем мы, как бабы в ВВФ карьеру строят…
— Васька, ты язык-то придержи! — мгновенно закипая, потребовал средний брат, уперев тяжелый взгляд в глаза старшего.
— Цыц! — властно прикрикнул на сыновей отец. — Еще подеритесь мне тут…
— Правильно, — поддакнула мать. — Раз люди приехали, стало быть, хотят все по-людски сделать. Негоже их ждать заставлять…
Калашников-старший сначала пристально посмотрел на жену, заставив ее осечься, потом, поразмыслив, видимо признал ее правоту и отставил в сторону стакан в подстаканнике.
— Ладно. Пойдем, посмотрим, кто там на нашу дурочку обзарился. Может, и не совсем пустые люди.
— Батюшка! — вспыхнула Таня.
— Сиди уж, — отмахнулся глава семьи. — Потом позову…
— Здравия желаем, Дмитрий Кузьмич, — козырнул вышедшему купцу дядька Игнат.
— И тебе не хворать, служивый, — усмехнулся Калашников, успев отметить ряд крестов на груди нижних чинов и роскошные мундиры офицеров. — По какой надобности пожаловали?
— По самой что ни на есть торговой. У вас товар, у нас купец…
— Что ж ты, Кузьмич, гостей на пороге держишь? Народ смотрит. Хорошо ли? — вмешалась стройная, несмотря на годы, и очень похожая на свою дочь женщина в старомодной парочке и светлом платке.
«Мама Татьяны, — сразу понял Март».
— Ладно. Проходите, гости дорогие, в дом. Чего уж теперь. Издалека ведь прибыли?
— Из самого Петербурга.
Зайдя в избу, сваты и жених дружно стянули с голов фуражки и с поклоном перекрестились на красный угол. Вышло это у них слаженно, размашисто и красиво. Разве что Март, не привычный к таким действиям, замешкался, что не укрылось от бдительного ока хозяина.
Тем временем под окнами высокого купеческого дома собралась местная молодежь, до крайности заинтересованная происходящими в нем событиями. Однако расслышать, не говоря уж о том, чтобы разглядеть, что творится на втором этаже, было несколько затруднительно. Впрочем, любопытных это не остановило. Одни полезли на окружавшие лабаз деревья, другие и вовсе не постеснялись притащить лестницы.
С удобством устроившись на своих наблюдательных пунктах, они теперь как можно подробнее описывали происходящее остальным.
— Слышь, Иваныч, Таньку сватать пришли. Сели за стол. Чаем не угощают. Танька бледная стоит, глаза в пол уперла. Отца боится… А Кузьмич в отказную идет, руками машет, горячится. Недоволен. Еще бы, кореец в женихах у него будет, вот смеху… Это у первого в поселке ихнего супротивника…
И вот пока подростки весело, со смешками, это все обсуждали, старики, вслед за внучатами выбравшиеся на весеннее солнышко, благочинно расселись по лавкам и завалинкам, уперев батожки в сырую весеннюю землю. И вроде не при делах, спокойно, с достоинством переговариваясь между собой и смоля табак, деды слушали уличные сплетни и без спешки высказывали свои умудренные годами мнения.
— Кузьмич — мужик правильный. По закону сразу соглашаться нельзя. Надо для виду поупираться. Отказать раз-другой. Нонеча времена уже не те. Все спешат, нет прежнего вежества и порядка. Мы раньше-то как? Без малого неделю сватались, а после еще неделю на свадьбе гуляли. Большое дело было — женитьба! А теперь что? Тьфу.
— А Татьяна как была пигалицей, так и осталась.
— Зато ишь какая. На машинах разъезжат. С большими господами ручкается… Слыхал я, медаль ей дали. И лично царь в ахфицеры произвел.
— Да чтоб лично император? Не может такого быть!
— Вот те крест! С унучком газету читали. У меня глаза совсем испортились, так Ванюшка-постреленыш мне пересказывает, чего там пропечатывают.
Событие оказалось для Осиповки и в самом деле нерядовым, а если бы местные жители хотя бы догадывались, кто пожаловал в их поселок в тот день, и вовсе устроили бы истинное светопреставление.
Между тем в доме шел непростой, а временами и громкий разговор. Дмитрий Кузьмич, изрядно выбитый из колеи внезапностью появления сватов и жениха, сердился и не находил себе места, не зная, как лучше вести дело, и от того раздражаясь все больше. Гости же напирали, недвусмысленно требуя получения для молодых родительского благословения.
— И какой же это вам, люди добрые, товар надобен? — продолжил прерванный разговор Калашников-старший.
— Дочку вашу просватать желаем!
— Это которую, — нарочито удивился тот. — Старшие девки у меня давно замужем, уж и внучат нарожали. А младшая еще в возраст не вошла, чтобы невеститься.
— Ее, то есть Татьяну Дмитриевну, — покивал головой сват.
— Таньшу? — деланно рассмеялся отец. — Ты, должно, шутишь, любезный. Молодешенька она еще, да и ума невеликого. Еще опозорит родителей… — нет, не отдам!
— Что он такое говорит? — дернулся было Ким, но Колычев с Ларкиным его удержали.
— Обычай такой!
— Так мы на то и позарились, — ничуть не смутился первым отказом Вахрамеев. — Бабе-то, если подумать, ум и вовсе без надобности. Главное, чтобы мужа чтила,
