— И с какой целью он вас преследует, — добавила Валентина. — Джен сейчас не сможет вас защитить.
Бреннон отвернулся к окну. Он уже не хотел, чтобы Джен его защищала. Он вообще сомневался, что хочет ее присутствия рядом. После того, что случилось — не лучше ли будет отправить ее домой? В конце концов, Лонгсдейл обязан был присматривать за ней лишь до момента взросления. Теперь она взрослая, настоящая ведьма — и кто знает, какой она очнется…
— Найдите нашего вампирского пастыря, — сказал комиссар. — Давно пора потолковать с ним по душам. Кстати, вы еще не получили ответов на ваши письма в Доргерн?
— Пока нет, — вздохнул Лонгсдейл. — Я написал троим консультантам и еще нескольким людям. Но мало кто из них сидит на месте, возможно, они прочтут письма только через неделю или две.
— Что ж, тогда будем работать с тем, что имеем. Съезжу в больницу, потолкую с Фарланом…
Консультант кашлянул:
— Я немного подчистил его память.
— Чего?!
— В пределах разумного, конечно. Утечка газа, которая вызвала массовую панику…
— И кто вам разрешил? — холодно осведомился Бреннон.
— Мистер Бройд.
— Вот как, — процедил Натан. Он понимал, какие причины вынудили шефа так поступить — но это никак не отменяет того, что Фарлан, выйдя из больницы, отправится хоронить коллег, друзей, родственников. Бреннон взглянул на Джен и отвел глаза. Не только ведьма к этому причастна. Он сам тоже хорош.
«Никто никогда не сможет поймать таких, как хозяин нежити, — сказал ему Редферн тогда, в Бресвейн. — А вы ничего и никому не докажете».
«Ну ладно, — подумал Бреннон. — Ладно же…»
— Если хозяин падали так хочет меня увидеть, — процедил он, — то увидит. Я приду к нему.
— Натан, но это же неразумно! — воскликнула Валентина. Пес встревоженно уставился на него. — Мы же не знаем, чего он от вас хочет! Мы даже не уверены в том, что он действительно хочет вас видеть, а не просто…
— Это не значит, — оборвал ее комиссар, — что я пойду к нему безоружным и неподготовленным.
***
Моряки ушли и унесли трупы. Маргарет оторвала рукав блузки и вытерла пот с лица и шеи Энджела. Он лежал, закрыв глаза и не шевелясь, дышал прерывисто и неглубоко. Наставник был матово-бледным, почти серым, из-за черной щетины его лицо выглядело совсем исхудавшим. Щеки так запали, что казалось, будто заострившеся скулы вот-вот порвут туго натянутую кожу. От него тяжело пахло пОтом, кровью и мясом.
— Энджел, — тихо позвала Маргарет. Он приоткрыл глаза, и девушка коснулась его плеча. — Я сниму вас отсюда. Только найду, куда уложить.
— На пол, — пробормотал он, еле ворочая языком. — Неважно куда, — Энджел судорожно дернул рукой в ремне, и Маргарет прижала ее к лавке, чтобы он не повредил себе еще больше.
— Тише. Не двигайтесь. Я сейчас.
Она пригладила его влажные и слипшиеся волосы, убрала их со лба и взяла светильник. Чаша на высокой ножке оказалась неожиданно легкой. Мисс Шеридан понесла ее, как факел. В амбаре оказалось еще несколько устройств вроде лавки с ремнями, но матросы уволокли с собой все инструменты, которые сошли бы за оружие. В углу девушка обнаружила груду тряпок, ветоши и пустое ведро — видимо, для уборки. Она унесла с собой все: ведро поставила подальше, чтобы меньше пахло, когда они воспользуются им как туалетом; тряпки ровным слоем разложила по полу рядом с лавкой. Маргарет понимала, что не унесет Энджела далеко.
— Готово, — шепнула она ему и взялась за ремень. Застежка оказалась такой тугой, что Маргарет с трудом смогла выпихнуть ремень из пряжки. Энджел несколько раз сжал и разжал кулак и со вторым ремнем попытался ей помочь, хотя рука у него дрожала, так что помощь вышла символической.
— Лежите смирно, — Маргарет перебралась к его ногам — и ее затошнило. На рубашке Энджела остались брызги крови, но брюки были залиты ею почти целиком, к влажной ткани липли кусочки кожи, мяса и осколки кости. Маргарет подобрала тряпку и, сглотнув, протерла зажимы над коленями и у лодыжек Энджела. Они были липкими, скользкими и красными.
— Я сам, — сказал наставник и попробовал сесть. Его тут же дернуло судорогой боли, а лицо так исказилось, что Маргарет поспешила уложить Энджела обратно. Она освободила сперва целую ногу из тугих зажимов, затем перебралась к другой, взглянула на потемневшие доски под ногой Энджела, и вдруг у девушки затряслись руки, глаза заволокло горячей влажной пеленой, от запаха к горлу подкатила рвота.
— Маргарет, — как сквозь вату донеслось до нее, — я сам…
— Сейчас, — сквозь зубы выдавила мисс Шеридан, сглотнула кислую жижу, которая заполнила рот, и вытерла рукавом глаза. Поморгала. Обернула руку тряпкой и стала осторожно подергивать зажим внизу, у лодыжки. Она старалась побыстрее, прислушиваясь к сбивчивому дыханию Энджела. Он по-прежнему не издавал ни единого звука — ни криков, ни стонов. Хотя Маргарет не знала, становится ли легче, если кричать от боли. С зажимом у колена было хуже — при каждом движении Энджел замирал, задерживая дыхание.
— Он что-то повредил вам? — спросила Маргарет.
— Нет, это реакция на восстановление. Пройдет. Не обращайте внимания.
«Если они не сделают с вами еще что-нибудь», — горестно подумала девушка. Она раскрыла зажим и, едва касаясь, провела тряпкой по ноге. Энджел схватил ее руку и просипел:
— Не надо.
Маргарет медленно раскатала брючину поверх запекшейся крови.
— Давайте.
Энджел оперся на плечи девушки, она приподняла пострадавшую правую ногу. Наставник осторожно повернулся, спустил левую с лавки, нащупал пол и встал.
Редферн оказался тяжелым. Он постарался опереться сильней на левую ногу, но Маргарет все равно едва не уронила его, когда он коротким скачком придвинулся к лежаку из тряпок. Девушка помогла Энджелу сесть, потом уложила его, взбила тряпки под его головой повыше, он снова прикрыл глаза — и на этом ее силы вдруг иссякли. Маргарет сгорбилась, закрыла лицо руками и мелко затряслась.
Она наконец ощутила боль под ребрами, которая волнами расходилась по телу при каждом вздохе; боль в руках там, где их сжимал Ляйднер, жжение в ссадине на правой скуле от удара об пол, и такое же, но слабее — на левой, от затрещины. Ее заволакивала пелена тяжелого чувства — мутного, одуряющего, как запах крови, смешанный с запахом пота, влажного дерева и пыли. Одни! Они тут совсем, совершенно одни! Беспомощные без магии и оружия. Абсолютно беззащитные перед человеком, который способен сделать с ними все, что угодно. Все, что Маргарет не могла представить — даже не догадывалась, что кто-то способен делать такое с живыми, чувствующими боль людьми.
Все, что угодно. Боже мой, все, что угодно! Она вдруг так остро ощутила, что там, в полутьме, в полной тишине, таятся какие-то тошнотворные механизмы, и… и… она знала, что не выдержит. Не выдержит такого… такого, как… Маргарет сжала виски. Она не могла представить себе, каково это, и ее разум в ужасе отпрянул от малейшей попытки представить. Но она знала, что ей не хватит ни сил, ни гордости на… на это…
