– Аля, дочка… – женщина смотрит куда-то за мою спину. – Поехали домой.
Ни капли раскаяния в глазах. Я опираюсь на стену, потому что вдруг перед глазами темнеет. Аля почти сразу рядом оказывается, меня обнимает и смотрит обеспокоенно. Матери не отвечает, вообще от нее отворачивается. Не смотрит. И плачет.
Я слезы с ее щек стираю и боковым зрением смотрю на ее мать. Поторапливаю ее злым взглядом. Она меня понимает, куртку быстро стаскивает с вешалке и к двери пятится.
– Нет, – обхватываю Алю за талию и прижимаю к себе, когда она дергается к матери.
Она кивает. В плечо мне утыкается.
Мамаше непутевой требуется минута, чтобы все понять, развернуться и закрыть за собой дверь.
Глава 47Аля
– Как ты выжила в этой семейке? – спрашивает Глеб устало.
Я хихикаю со слезами на глазах и к нему прижимаюсь. Сейчас непонятно, кто кому оказывает поддержку. Ему плохо, он едва держится на ногах. Прижимается спиной к стене и тяжело дышит, но при этом обнимает меня за талию крепко и пытается шутить.
– Я дверь закрою, – говорю, отлипая от него.
Страшно, что мама может сюда отчима притащить, а Глеб не в форме. Она сказала, он ее внизу ждет, и если я откажусь идти – она тут же ему позвонит, и они меня потащат. Вдруг она решит исполнить свою угрозу?
Я быстро щелкаю замками и возвращаюсь к нему. Обхватываю его за талию и всматриваюсь в лицо, чтобы понять, насколько ему плохо. Вряд ли я смогу дотащить его до кровати одна.
– Нормально всё, – Глеб улыбается. – Голова закружилась немного. Постоим пару минут и в кровать пойдем.
Я киваю.
– Может, посидим? – предлагает Глеб, съезжая по стене. – Устал я что-то.
Я плюхаюсь на пол рядом с ним. Он выглядит устало, глаза прикрывает и прислоняется затылком к стене, задрав голову вверх.
– Может, скорую?
– Оставить тебя здесь с родственниками? – ухмыляется Глеб. – Ни за что.
Я придвигаюсь к нему ближе, тыкаюсь носом в ложбинку между шеей и ключицей. Целую Глеба. Слезы уже высохли, разочарование понемногу отступает. Мама мне не поверила, а Глеб безоговорочно принял мою сторону. Поверил, не разбираясь в ситуации.
– Соблазнить меня решила? – спрашивает шутливо, а сам руку кладет на талию и в себя вжимает. – На ручки пойдешь?
– Выдержишь?
– Ну пол не провалится, надеюсь.
Я улыбаюсь и перебираюсь к нему. Он слегка морщится, я тут же хочу встать, но Глеб не позволяет, обратно тянет и возмущенно бросает:
– Куда?!
Я оказываюсь у него на руках, он меня обнимает крепко и дышит часто. Я, видимо, напрягаюсь, потому что Глеб тут же меня успокаивает:
– Со мной все супер. Просто твоя задница не оставляет равнодушным мой член.
Я смущаюсь от его слов, глаза вниз опускаю и чувствую его член под ягодицей. Не врет. Действительно меня хочет.
– Кирилл сказал, если тебе будет хуже, звонить в скорую.
– Мне не хуже.
– Ты сидишь на полу в коридоре.
– Расслабься, – требовательно. – Просто посиди со мной.
Я недовольно бурчу, но продолжаю сидеть у него на руках. Здесь тепло и уютно настолько, что никуда не хочется уходить. Так бы и сидела весь день в его объятиях.
– Ты как? – спрашивает Глеб, не открывая глаз.
– Ты о маме?
– О ней.
– Я привыкла, – отвечаю честно. – Она не первый раз так. Я ей давно говорила, она не верила.
– Блть…
– Она просто любит его.
– Ты слышишь, что говоришь? – вспыхивает Глеб.
Его тело подо мной напрягается, руки сжимают крепче, сердце под моей ладонью ускоряется.
– Тебя она не любит, значит?
– Послушай, пожалуйста.
Я поглаживаю его по груди, успокоить пытаюсь, чтобы не нервничал. Нам до кровати добраться нужно как-то.
– Мама обо мне поздно узнала. В пятнадцать недель. Она рожать не хотела, но аборт ей никто сделать не согласился. Когда я родилась, она отказываться не стала, еще на одну работу устроилась и тянула нас.
– Это ее не оправдывает.
– Нет, просто… я искала ей оправданий, – говорю честно. – Мне казалось, она меня не любит. А потом услышала, как она с подругой разговаривала и все поняла. Мне даже легче стало, наверное.
– Пздц…
– Мама долго не могла никого найти. Одна была. Отец Бори ее бросил через два года. Мой сразу, как узнал обо мне. Она лет десять растила нас сама, на ноги поднимала. А потом появился Володя. Он к ней хорошо относится, помогает, деньги, опять таки, зарабатывает. Немного, но хоть какая-то помощь. Я поначалу не понимала, почему он ко мне так относится грубо, а потом он, в общем, поняла, в чем дело.
– Маме сразу сказала?
– Да. В тот день, как убежала. Она сказала не придумывать и отправила спать. А я убежала.
– Слов нет.
– Я ее простила. Думала так. С братом было спокойно, я училась, жила нормально, с мамой созванивалась и отчима почти не видела. Все было прекрасно. Но мы… мы с Мироном вещи к Боре поехали забирать. Я собралась, вышла, а там – отчим. Домой ехать требует. Я тогда поняла, что так и не смогла ее простить. А сегодня пыталась достучаться, но, как видишь.
– Ты попыталась, – говорит Глеб мягко. – Теперь ее очередь делать первый шаг.
– Она не сделает.
– В обиду я тебя не дам, – отвечает он. – Она больше за тебя не решает. Ты взрослая, самостоятельная. Ты вправе сама принимать решения. Ты моя девочка, и я буду о тебе заботится.
Его слова проникают прямиком в мое сердце, плавят его. Могла ли я когда-то подумать, что взрослый, неприступный и серьезный Глеб может быть таким ласковым и заботливым в отношениях? Однозначно, нет. Я и об отношениях с ним, если быть честной, не думала. Мне он казался неприступным и даже опасным.
– Ну, что, идем? – спрашивает Глеб, отвлекая.
– Давай.
Я поднимаюсь на ноги, протягиваю ему руку, которую он игнорирует. Морщась, встает сам. Делает пару шагов уверенно, а затем снова прислоняется к стене.
– Видимо, врача все-таки придется вызвать, – говорит. – Голова кружится сильно и в глазах темнеет.
– Как ты вообще с кровати встал?
– Бодро. Хорошо себя чувствовал вплоть до того, пока сюда не вышел.
Мы кое-как добираемся до спальни. Глеб заваливается на кровать, блаженно выдыхает. На его лбу проступила испарина, которую я аккуратно вытираю полотенцем. Он тяжело дышит, но через пару минут дыхание выравнивается, Глеб делает глубокий вдох и поворачивает голову ко мне. Открывает глаза.
