Книга Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова

Конституция вселила новые надежды в граждан, которые приветствовали новое курс государства на гражданские права. Слишком многие, однако, были скептически настроены: «Всеобщее и тайное голосование – только на бумаге, все равно пройдут только кандидаты от коммунистов»; «У нас хотя и тайное голосование, но будут проводить кого надо»[409]. Массовое неверие в новые свободы отражало накопленный за два десятилетия опыт, когда многое было обещано, но мало реализовано. Граждане могли припомнить лишь одно действенное отступление от жесткой большевистской политики – Новую экономическую политику. Но даже эта единственная уступка была отменена в 1928 году. Старшее поколение помнило дореволюционное прошлое, было свидетелем множества нереализованных обещаний и деклараций, и поэтому имело веские основания для недоверия. Недавним разочарованием был первый пятилетний план. Военная разведка США сообщила: «Еще одной причиной серьезного недовольства был блеф по поводу пятилетнего плана. Им [народу] обещали после завершения плана период отдыха и процветания»[410]. Архивные источники отражают массовые ожидания и отрезвление[411]. Результаты первого пятилетнего плана были действительно неутешительными: реальная заработная плата в промышленности снизилась примерно на 50 процентов и продолжала снижаться до 1934 года. В городах снизился уровень жизни, а деревня была опустошена голодом. Рабочий говорил: «Хорошее государство было бы без коммунистов, потому что они только обещают улучшить положение рабочих. Когда мы наконец увидим это улучшение? Первый пятилетний план уже закончился, и где их обещания?»[412].

Хотя конституция демократизировала избирательную процедуру, люди подозревали, что фальсификации и подтасовки будут использованы на будущих выборах, чтобы гарантировать необходимые для партии результаты. «Какая [же это] новая демократия, когда партия составляет список [кандидатов] и представляет массе на голосование, а та без разбора и голосует?»[413] Аржиловский зафиксировал в дневнике такой разговор: