Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Относительно небольшая прибавка в весе спровоцировала ажиотаж в прессе и социальных медиа – не меньший, чем самые экстремальные образы и перформансы певицы. Столь мощный резонанс указывает на заинтересованность общества состоянием любого женского тела, но особенно тела селебрити, и говорит о его нетерпимости по отношению к полноте и ожирению, которое воспринимается как одно из самых вопиющих и «тошнотворных» отступлений от нормы. «Зажирелое» тело – недисциплинированное тело, и женщина должна это осознавать лучше, чем кто бы то ни было. Оно не только попирает современные стандарты красоты, но также является показателем неспособности или нежелания человека (женщины) изо дня в день выполнять работу, направленную на совершенствование собственного тела, обязательную для любого члена неолиберального общества, претендующего на то, чтобы его считали настоящей личностью. В книге The Female Nude («Женская нагота») Линда Нид утверждает, что с точки зрения современной западной эстетики «„жир“ – это излишество, избыточная материя ложная граница, ненужное дополнение к истинным очертаниям тела, которое должно быть устранено». После нее о том же, иногда вникая в тему более подробно и глубоко, писали многие авторы, занимающиеся исследованиями проблем полноты (fat studies).
Чтобы дать отпор критикам, Леди Гага обратилась за помощью к моде, то есть к дискурсу, правота которого потенциально не подлежит сомнению. Через несколько дней после скандального амстердамского шоу, вызвавшего целый поток нелестных высказываний в адрес ее отяжелевшей фигуры, Леди Гага появилась на публике, одетая в платье от Рей Кавакубо – из ее «плоскостной» коллекции 2012 года, выпущенной под маркой Comme des Garçons (ил. 17). Это, словно вырезанное из книжки-раскраски, розовое с синим платье напоминает о постоянной тяге Кавакубо к смелым экспериментам с кроем, фасоном и самими женскими формами, проявившейся еще в коллекции Body Meets Dress. Оно было изготовлено из фетра, соединительные швы прострочены с лицевой стороны, огромные «припуски на швы» оставлены не обрезанными. Подобно «оверсайзам» Мартина Маржела платье имело несколько расплывчатую форму и пропорции, не сопоставимые с очертаниями и размерами обычного женского тела, и напоминало так называемый жировой костюм; фигура Леди Гаги в буквальном смысле потерялась в этом одеянии. Так, заручившись поддержкой экспериментальной моды, певица, не тратя слов, дала остроумный и ироничный ответ на все язвительные комментарии в свой адрес. Так что шутовское дефиле в платье от Comme des Garçons, разоружившее и заставившее замолчать недовольных физической формой Леди Гаги критиков, стало одним из самых удачных ее перформансов.
Нарочито изобразив «толстуху», или «вырядившись толстухой», в тот момент, когда общественное мнение обвинило ее в отсутствии дисциплины тела (а проще говоря, в том, что позволила себе «обрасти жиром»), Леди Гага привлекла внимание к проблематичности и противоестественности некоторых категорий идентичности и открыла границы, отделяющие перформанс от реальности. Перформанс певицы мог бы стать иллюстрацией к некоторым уже знакомым нам высказываниям Джудит Батлер, поскольку поставил под сомнение якобы очевидные представления о происхождении и постоянстве идентичностей и продемонстрировал, что человеческое тело, точнее человеческая фигура, может быть сконструированным и искусственно возведенным сооружением. К примеру, таким, как пародийно преувеличенная версия «лишних фунтов», созданная с помощью надетого на Леди Гаге платья, которое довело ее тело до истинно раблезианских форм.
Демонстративный выход Леди Гаги в этом платье стал своеобразным ответом на призыв культуролога Кейтлин Лебеско целенаправленно подрывать устоявшиеся представления о «тучности» посредством перформансов в жанре fat drag, используя для большей выразительности жировые костюмы. Кроме того, у этого перформанса есть нечто общее с работами Ли Бауэри, поскольку он вписывается в идеологию и эстетику кэмпа, а точнее «жирного кэмпа» (fat camp), который, пародируя искусственность, играет на преувеличениях. Пусть всего лишь на время, но Леди Гага позволила выйти на первый план ассоциациям, связывающим женское естество, избыточность (в данном случае выразившуюся в избытке плоти) и гротеск, чтобы сделать публичное заявление, критикующее и ставящее под сомнение нормы, которые определяют отношение общества к (женскому) телу.
Мода, перформанс и перформативность
Как относиться к этому, пускай и временному, засилью гротеска в современной имиджевой культуре вообще и в моде в частности? Тот факт, что выразительные в визуальном плане, исполненные юмора и вместе с тем наделенные подрывным потенциалом образы, которые угрожают регламентирующим тело нормативам и обозначенным ими телесным границам, а в перспективе также гендерным и социальным нормам, стараниями Леди Гаги проникли в мейнстрим, можно рассматривать как симптом процесса, описанию которого посвящена вся эта книга.
Наверное, проще всего объяснить происходящее как результат истончения границ между модой, искусством перформанса и другими визуальными дисциплинами, начавшегося в 1980‐е годы и продолжающегося по сей день. При этом само истончение границ связано с трансформацией и сменой моделей субъективности, которая, в свою очередь, обусловлена чрезвычайной уязвимостью любой фиксированной позиции субъекта (герметичная модель субъективности), в основе которой лежат гендерные категории. В этих условиях перформативность и перформанс приобретают особую значимость как средства самоидентификации субъекта. Как уже не раз было сказано в этой книге, процессы, о которых идет речь, получали дополнительное ускорение со стороны феминистского движения, а затем их подстегнул кризис, связанный с распространением ВИЧ-инфекции. И феминизм, и «проблема СПИДа» заставили общество обратить внимание на определенную иллюзорность стабильной гендерной идентичности и сексуальности. Таким образом, мода, по крайней мере экспериментальная, – будучи дисциплиной, для которой постоянное изменение моделей субъективности является основополагающей идеей, – получила возможность стать одним из главных инструментов культурного (само)выражения.
Можно заметить, что, по мере того как перформанс и мода становились все более актуальными явлениями культуры, в научной сфере возрастал интерес к соответствующим исследовательским направлениям. В значительной степени это параллельное ускорение было обусловлено изменением системы мировоззрения и образа мысли, в которой все больше внимания стало уделяться перформативным аспектам (в частности, теоретическому осмыслению перформативной природы гендера и идентичности), а также внешним или поверхностным проявлениям субъективности. Аргументы, которые приводит теоретик перформанса Ричард Шехнер, объясняя возрастающую значимость этого вида искусства, в действительности применимы и в отношении моды:
Восприятие перформативности как категории теоретического осмысления ведет к тому, что нам становится все труднее находить разницу между видимостью и реальностью, фактами и вымыслом, поверхностями и глубинами. Видимость столь же достоверна, как то, что находится за или под ней, – не больше и не меньше. И то и другое участвует в построении социальной реальности. Во времена модерности то, что находилось «в глубине» и было «скрыто», считалось «более реальным», чем то, что лежало на поверхности (платонизм изо всех сил противится смерти). Но в постмодерности взаимоотношения между глубинами и поверхностями изменчивы; эти отношения динамически конвективны.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
