Адам приподнялся на локтях и коснулся пальцами чувствительного места у меня между ног, обостряя ощущения. Через пару минут у меня перед глазами заплясали точки, когда меня настиг еще один оргазм. Ощущение было такое, словно вокруг меня взрываются фейерверки. Спустя пару толчков Адам последовал за мной, промычав мое имя мне в шею. Он дрожал и двигался теперь намного медленнее, и я ощущала каждую его эмоцию своими телом и душой.
Когда наше дыхание выровнялось, Адам вышел из меня, снял презерватив и бросил его под кровать.
– Я потом выброшу, – прошептал он, отвечая на мой недоуменный взгляд. Укрыв нас одеялом, он лег рядом, притягивая меня в свои объятия. Я положила голову ему на грудь, но мы ни на секунду не отрывали взгляда друг от друга. Адам заправил волосы мне за ухо. – Я люблю тебя, – сказал он.
– И я люблю тебя.
– Ты простишь меня?
– Уже простила.
– Триша, я такой идиот, – с болью в голосе прошептал Адам.
– Я знаю, – с улыбкой отозвалась я.
– Теперь я никуда тебя не отпущу.
– Я не хочу никуда уходить.
– Ну да, особенно учитывая то, что мы в твоей комнате.
Я шлепнула Адама по животу, и он рассмеялся. Пока мы лежали, я наконец беспрепятственно позволяла себе касаться его горячей кожи, обводя пальцами рельеф твердых мышц. Мне было нужно это, потому что я все никак до конца не могла поверить, что он рядом. Я каждую секунду нуждалась в доказательствах.
– Я заметила у тебя татуировку там внизу. Я ее никогда не видела.
– Это потому что ты не заглядывала ко мне в трусы с того момента, когда нам было по два года.
– И то правда, – с улыбкой согласилась я. – Что она означает?
– Доверие. Я сделал ее, когда отец ушел от матери. Мне тогда казалось, что если этот знак будет на моем теле, я заново научусь доверять людям. А оказывается, мне нужна была помощь психолога для того, чтобы вернуть себе хоть грамм наивности, которая была раньше.
– Адам, можно я задам тебе вопрос?
– Что угодно, малышка.
– Почему ты не доверял мне? Я уже поняла, почему ты пошел сразу к Рите и все такое. Но ты ведь знал, что можешь поговорить со мной в любой момент.
– Триш, сейчас я думаю, что если бы я тогда пришел к тебе, случилось бы одно из двух. Или я бы терзал твое тело, как поступил с телом Риты, вымещая злость в постели. И ты была к такому не готова. – Мое тело сковало от мыслей о том, что Адам мог делать с Ритой. – Или все было бы лучше, чем оно было на самом деле. Но я не мог так рисковать. Я бы мог сломить тебя своим напором и жестокостью. Но в моих мыслях ты всегда была островком спокойствия, света. Моей тихой гаванью. И я не мог себе представить, что поведу себя так жестко с тобой.
– Может, мне нравится жестко, – робко прошептала я, разглядывая его грудь.
Адам поднял мое лицо за подбородок так, чтобы я посмотрела на него. Я ожидала увидеть осуждение в его взгляде, но там плясали смешинки.
– А это нам предстоит выяснить. Но не сегодня. Уже светает, давай спать.
– Ты останешься?
– Я теперь никуда не уйду, сказал же. Гаси лампу, малышка.
Бабочки в моем животе счастливо взвизгнули и начали взбивать свои крохотные подушки, готовясь вместе со мной уснуть в объятиях любимого парня.
– Какого черта?
Я резко проснулась от грозного голоса отца. Я не сразу сообразила, на что он мог с самого утра разозлиться, но тут рядом со мной зашевелилось горячее тело, и память молниеносно вернулась ко мне. Я боялась слишком откровенно радоваться тому, что Адам и правда остался со мной, чтобы еще больше не гневить отца.
– Доброе утро, папа, – прохрипела я, открывая один глаз. Ой-ой, таким я видела его крайне редко. Папа в принципе не был подвержен гневу, но теперь он отчетливо проступил на его лице.
– Адам! – рявкнул папа, испепеляя взглядом мирно сопящего Скотта.
От резкого звука Адам подскочил с постели, но потом осознал, что он голый, и быстро прикрыл руками причинное место.
– Мистер Милтон… Э-э… Доброе утро?
Адам покраснел до самых кончиков ушей. Я сжала губы и натянула одеяло до самых глаз, чтобы скрыть улыбку и заглушить смех. Ситуация и правда была забавная. И как бы мне не было страшно от гнева папы, все это меня забавляло.
– Как я должен это понимать? – строго спросил папа.
– Как то, что я люблю вашу дочь.
Мое сердце стало еще больше. Оно как будто могло вместить в себя целый мир.
– Одевайся и на выход, – практически не меняя тона, сказал папа, и направился к выходу из комнаты. Взявшись за ручку двери, он добавил: – Через дверь. Хотя бы раз.
Как только за папой закрылась дверь, Адам стянул с моего лица одеяло и с улыбкой сжал мои бока.
– Смешно тебе, негодяйка? Я тут краснею перед твоим отцом, а ты хихикаешь?
Он начал щекотать меня, и мое хихиканье переросло в полноценный смех. Я уворачивалась и умоляла прекратить. В какой-то момент руки Адама перекочевали на мою грудь, а губы с языком прошлись по шее, вырывая из меня тихий сладостный стон.
– Не могу поверить, что ты моя. Наконец моя. И все так правильно, – шептал он между поцелуями, пока его руки исследовали мою грудь.
Я выгнулась подставляя свое тело под его ласки. Почувствовав бедром его твердость, я опустила руку и прошлась по всей длине бархатистой кожи, и Адам задышал чаще.
– Девочка моя, ты меня убиваешь, – простонал он мне в шею, и я сжала сильнее, а Адам толкнулся навстречу.
– Адам! На выход! – рявкнул папа через дверь, и мы замерли.
В комнате как будто снизилась температура градусов на десять. Адам уткнулся лбом мне в ключицу и разочарованно простонал.
– Тебе нужно идти.
– Я вернусь, – сказал он, целуя меня в губы.
– Я не чистила зубы еще. – Я попыталась отвернуться, но Адам сжал мои щеки и заставил смотреть прямо на него.
– Я хочу тебя всю, даже с не чищенными зубами, – пробормотал он мне в губы. – Но мне и правда пора, иначе Брэд снова зайдет и увидит мою голую задницу.
Адам встал, быстро оделся, подарил мне еще один томительный поцелуй, и направился к окну.
– Думаю, сегодня тебе все же лучше выйти через дверь, – сказала я.
Адам остановился и потер затылок.
– Это будет прогулка не по Аллее позора, а на эшафот, – признал Адам, подмигнул мне и вышел из комнаты.
Я откинулась назад на подушки, снова натянула одеяло так, что остались видны лишь мои глаза, чтобы скрыть широкую улыбку, которая с самого пробуждения не покидала мое лицо. Я боялась радоваться слишком громко, чтобы не спугнуть счастье, поселившееся в моем сердце. Как будто, если я озвучу вслух то, что у меня на сердце, то проснусь ото сна, а мир останется все таким же серым и унылым без него.
