— Как ты думаешь, что нас ждет в конце путешествия? — спрашиваю, смущаясь под взглядом голубых глаз.
Ланс задумывается, глядя на бескрайнюю морскую гладь за бортом.
— Я не знаю, что тебе ответить, — вздыхая, говорит, наконец, он. — Понимаешь, не хочу тебе врать: я далеко не герой. Не понимаю, почему выжил, что это за корабль. И что нас ждет в конце, тоже не знаю. Давай просто будем наслаждаться моментом. У нас пока есть всё, что нужно для счастья: вкусная еда, вино, теплая постель и книги. Ты даже не представляешь, сколько на этом корабле книг — за всю жизнь не прочтешь. Так что не будем спешить, а будем просто жить. Пока можем.
Я молчу, мне совсем нечего сказать, потому что Ланс полностью прав. И мне совсем не страшно. Разве может со мной произойти что-то хуже того, что уже случилось?
И мы, взявшись за руки, сидим на палубе, смотрим вдаль и молчим, пока этот странный во всех отношениях корабль везёт нас в неизвестном направлении.
Будь что будет, я готова ко всему.
XXIV. Джонни. Первая сказка
В мрачном стылом доме, где закрыты всяким хламом окна и двери, наши смутно различимые во тьме силуэты даже не отбрасывают тени. После безобразной сцены, устроенной Айсом, после его путаных рассказов и полунамеков, мы обессилены, словно нас пропустили через мясорубку. Всех вместе и каждого по отдельности. Наш импровизированный стол завален недоеденной провизией, которая, скорее всего, если и не пропала, то уже окончательно обветрилась. Но мы не гордые — нам и такая снедь сгодится. Во всяком случае, нам есть, чем запивать: спиртного ещё столько, что можно спаивать какую-то маленькую республику на протяжении нескольких месяцев. При воспоминании о том, как я тащил все это на своем горбу, меня передергивает. Нет, больше таких марш-бросков совершать, признаюсь честно, не намерен, потому как у меня чуть пупок не развязался к чертям. Пусть теперь другие ходят за едой, мне можно немного отдохнуть — вроде, как заслужил, а некоторым будет весьма полезно проветрить свои заржавевшие мозги.
— Ребята, что-то скучно, вам не кажется? — Ингрид старается разрядить обстановку, хотя, если бы кто спросил моего мнения, на её месте лучше помалкивать. Но ведь Ингрид не привыкла быть «девочкой для битья», так зачем она иногда, как будто, специально нарывается? Мазохистка, что ли? Хотя, если честно, не удивлюсь. Я ничему уже не удивляюсь.
— Давайте в города поиграем, — говорит Марта. Ей уже заметно лучше, нога перестала кровоточить и, по словам Ингрид, практически зажила. Эта информация радует безмерно, потому что та тихая и безропотная Марта, какой она стала после травмы, мне совсем не нравится. Я люблю ее огонь и ее безумие — она позволяет мне держаться на плаву, потому что я заряжаюсь от нее. Без этого адреналина, который кипит вокруг Марты постоянно, мне совсем грустно. Наверное, каждому нужен свой аккумулятор. Мой аккумулятор — Марта. — Хоть как-то убьем это чёртово время.
Роланд хмыкает.
— И много ты городов знаешь? Я вот, например, вообще ни одного названия не помню. Даже не помню уже, как называется наш Город, не говоря о соседних. Да и зачем мне эти знания, если нифига уже не осталось?
— Ох, ты и зануда, — насмешливо фыркает Марта. — Как будто обязательно реальные места на карте называть. Можно же выдумывать.
— Все знают, что у Роланда совсем кисло с фантазией, — смеётся Айс. — Он о двух вещах мечтал в жизни — власти и тебе. И обе вещи получил только наполовину, поэтому выдумщик из Роланда совсем никакой.
— Как же ты мне надоел, белобрысый, — Роланд наобум кидает что-то в темноту, ориентируясь больше на голос, чем доверяя зрению.
— Ай, твою дивизию! — вопит Ингрид. — Совсем очумел? Кидается какой-то тухлятиной, ни в чем не повинным людям в лоб попадает.
Мы одновременно, как по команде, начинаем смеяться. Смеется в том числе и Ингрид.
— Радуйся, дорогуша, что он в тебя не бутылкой кинул, потому что в нашем дурдоме всякое возможно.
— Премного благодарна, — сквозь смех, говорит Ингрид. — Если бы было посветлее, сделала книксен, честное слово.
Только от одной мысли, что Ингрид может сделать книксен, меня душит новый приступ смеха. Сумасшествие какое-то, но я не могу остановиться — до того вся эта ненормальная ситуация кажется мне забавной. Просто до коликов в животе смешная ситуация.
— Джонни, а, может быть, ты нам что-нибудь расскажешь? Ночь будет долгой, а в темноте мы вряд ли пойдем к Высотке, будь она не ладна. — Марта, сидящая рядом, дотрагивается до моего плеча. Надеюсь, что никто на нас не смотрит, потому что только сцен ревности мне и не хватало. Достаточно, сто раз уже было. — Поэтому, чтобы мы тут не померли от скуки или не перегрызли друг другу глотки в приступе веселья, отвлеки нас своими сказками. Ты же знаешь, до какой степени я от них без ума? И другим тоже интересно будет послушать, уверена.
Кожей чувствую, как напрягся Айс, сидящий слева. Он прекрасно, как никто другой, знает, что в моих сказках гораздо больше смысла, чем многим кажется. Не претендую на звание какого-то там гуру или мудреца, но, спасибо Иоланте, у меня довольно богатый репертуар. Никогда не проверял, но, наверное, чтобы рассказать все свои истории, понадобится не меньше месяца, а то и больше.
Делаю вид, что раздумываю, тяну время, потому что, знаю точно: не всегда мои рассказы приходятся по душе слушателям. Некоторые обижаются, видя в совсем безобидной сказке тайный смысл, которого там нет. Но в итоге все-таки соглашаюсь, потому что, сказать откровенно, до одури люблю рассказывать свои истории — так мне кажется, что я снова могу услышать, хранящийся на задворках моего сознания, голос Иоланты. Иногда до ужаса, до ломоты в зубах хочется снова ее увидеть, услышать ее сказы. Но чудес не бывает. Найти хотя бы то место, где земля поглотила ее. Я бы соорудил там памятник — Иоланта, как никто другой, его заслужила.
Больно щипаю себя за руку, потому что мне совсем не хочется сейчас плакать. Во всяком случае, не перед некоторыми из этих людей.
— Ладно, расскажу, — вздыхаю, вроде как нехотя. — Уговорила. Пару историй, наверное, все-таки смогу рассказать. Большего не обещаю.
— Ура! — радостно взвизгивает Марта, и я чувствую, как она благодарно сжимает моё плечо. Довольно сильно, между прочим, сжимает — силы в этой девчонке всегда было, как у парочки крепких парней, несмотря, что она такая с виду хрупкая, просто крошечная.
И я начинаю.
Сказка первая
Путник и медноволосая девушка
Много лет назад, когда Город процветал, и по его дорогам ходили караваны, груженные самыми прекрасными товарами из разных уголков королевства, в одно погожее утро на крыльцо великолепного дома вышла девица с распущенными волосами. Ничего она не любила больше, чем расчесывать свои длинные, шикарные волосы. Ей нравилось, как солнце играет, запутывая своих зайчиков в их медной роскоши. И тогда всем и каждому могло показаться, что эта она и есть само солнце — столько света было в ней в те моменты. И сколько не боролись с ней родители, сколько не охали няньки, она каждое утро, в любую погоду выходила на улицу и расчесывалась гребнем из слоновой кости.
