— А я тебе вот что скажу. Если бы тебе от ревности и обиды уши не заложило, ты бы понял, что в словах Чигракова есть немалый смысл… Да погоди ты вскакивать, сиди! — Пока он рассказывал, Люда стояла у него за спиной или прохаживалась от окна до буфета. И сейчас она с силой надавила ему на плечо. — Я не имею в виду его пассаж насчет твоей неопытности как следователя. А о его совете допросить Дедова с пристрастием. И вот еще что я тебе скажу, достань-ка сковородку из холодильника…
Ермилов с недоумением обернулся. Людмила зажигала конфорку на газовой плите и задумчиво постукивала себя чайной ложкой по носу. Он принес ей сковороду и проворчал:
— Что за манера, начать говорить, а потом про какую-то сковородку?
— Ну да, — задумчиво кивнула Люда. — Я знаю тебя давно, и если ты так всполошился, это твоя интуиция. Я ей верю. Подумай, почему ты ему сразу поверил. Значит, были предпосылки?
Олег энергично потер ладонями лицо.
«Так, так, так, — подбодрил он себя. — Действительно, а почему я ему сразу поверил? А я все-таки поверил… У меня не возникло подозрений в мистификации. Почему? Первое — у него была возможность пересечься с англичанами, и у них мог быть к нему интерес, так как Дедов сотрудник торгпредства. Был замом, потом торгпредом. Второе — он сказал про 1996 год, именно тогда он жил на Кипре — бывшей колонии Великобритании. Ведь он мог сказать, что его завербовали еще в Португалии, но он уточнил именно про 96-й год. Это уже те детали, которые вызвали доверие. Третье и главное — выражение его лица, его глаза. С такой отчаянной решимостью, написанной на лице, не врут. Адвокат, как говорит Люда, просил кого-то припугнуть Дедова в камере. Отсюда следует…» — Олег принюхался.
— Люда, у тебя рис горит!
— Да вижу, вижу!
«Отсюда следует… Сбила с мысли со своим рисом! — Ермилов с досадой потер лоб. — Ах, да! Дедова должен был кто-то просветить о таком хитром ходе, как улучшить свои бытовые условия в тюрьме путем оговора самого себя. Только адвокат. Но он не стал бы этого делать, так как хотел держать Юрия в страхе с помощью уголовников в камере. В камере тоже такие советы подавать не стали бы. А учитывая, что Дедов никогда не был под следствием и вряд ли на заграничной работе готовился к отсидке, он не мог подготовиться к такому варианту. Все же странное поведение. Он бы должен сначала попросить, допустим, о переводе в другую, маломестную, камеру. Так делают подследственные. Или предлагают взятку, или „оплачивают“ перевод через адвоката, объявляют голодовку, ложатся в больничку, если дело только в бытовых неудобствах или угрозах от сокамерников».
Совсем заплутав в причинах и следствиях, Олег решил допросить завтра Дедова и прояснить детали.
Но назавтра он закрутился по другим делам, которые были у него в производстве. Пришлось ехать в суд, представлять обвинение, так как прокурор Свиридов заболел, а Ермилов был в курсе материалов дела. Потом начались выходные. А с понедельника Олег ушел на больничный, подхватив простуду, плавно перешедшую в воспаление легких. Незаметно приближался Новый, 2001 год. Началась снежная, морозная зима.
Дедов пытался неоднократно вызвать следователя, но ему отвечали, что следователь болен…
Только после новогодних и рождественских праздников Ермилов смог поехать в «Матросскую Тишину», но к тому времени он уже не сомневался в правдивости слов Дедова, и требовалось только детальное подтверждение.
* * *
Руденко связался с Киросом сам, как обычно. Позвонил ему из очередного ресторанчика неподалеку от посольства.
— Слушай, тут такое дело, — оживился грек. — Во-первых, есть новости по трупу кота. А во-вторых…
— Через три часа, — оборвал его Алексей. — Там, где договаривались.
В этот раз они встретились в лавке, торгующей глиняными кувшинами и горшками для украшения сада. Огромный, залитый солнцем, пыльный двор был уставлен сплошь разномастными красно-коричневыми садовыми горшками. Торговал дальний родственник Кироса. Он пускал Кироса с Алексеем в дальнюю комнату лавки — крошечное помещение с белыми оштукатуренными стенами и двумя почти черными от старости скамейками, стоящими друг напротив друга. В углу громоздился старый гончарный круг, на стене висела икона Богоматери, почти такая же темная, как скамьи. Окно закрывалось деревянными голубыми ставнями.
Такис, двоюродный брат Кироса, сам закрывал ставни снаружи, уже тогда, когда мужчины заходили внутрь, затем он на подносе, сутулясь от пиетета к брату-полицейскому и его русскому другу, приносил кофе. Комната наполнялась сильным ароматом. Он ставил поднос с полной кофе джезвой на край скамьи и удалялся, притворив дверь.
— Котик умер не своей смертью. Это факт. — Кирос разлил кофе по маленьким чашкам. — Тебе с сахаром? Ах да, ты не любишь. На вот. — Он протянул чашку и тут же полез в карман рубашки, достал сложенный лист. — Заключение. Но это не примут как доказательство.
— А мне и не надо. Зато это повод для эксгумации.
— Я не буду никого выкапывать! — сразу же открестился Кирос.
— Другие выкопают. — Руденко обжегся кофе и достал сигареты. Он знал, что накопал на днях в садочке около таверны себе большие проблемы. — Что ты хотел рассказать?
— Не знаю, нужны ли тебе эти сведения.
Алексей курил и пил кофе. По тому, как русский молчал, Кирос решил больше не интриговать:
— Как ты понимаешь, у меня есть информаторы.
— Да ну? — хмыкнул Руденко. — Да ты крутой!
— Не смешно! Так вот, ты в курсе, что за вашей диппочтой открылась охота?
— В каком смысле? Когда?
Кирос достал блокнот и назвал число — именно в тот день, когда Руденко отправил с диппочтой дискету с расшифрованными Диной файлами. Первый порыв был тут же позвонить Ермилову и выяснить, получил ли он документы. Но ведь от курьера стало бы известно о неприятностях. Да и сам следователь не звонил обеспокоенный, значит, все в порядке.
— Мой человечек сообщил, что им в аэропорт позвонили и в приказном порядке сказали любыми правдами и неправдами досмотреть сумку дипкурьера.
— Любопытно, кто им может такое приказать? — Выражение лица Руденко не предвещало ничего хорошего. Кирос подумал с холодком в желудке, что с такими глазами, какие у этого отцовского русского друга, можно только кого-нибудь душить.
— Догадайся с одного раза, — вежливым подхалимским тоном предложил Кирос. — Англичане, конечно. Кто конкретно, не скажу, потому что не знаю наверняка.
— Дальше.
— Дальше им ответили, что это невозможно, никто не пойдет на международный скандал. Англичане любят чужими руками жар загребать. Ведь русские предъявят нашему правительству претензии за самовольные действия таможенников. — Кирос подлил себе кофе.
— И они отступились? — не поверил Руденко. — Слушай, а ты уверен, что ты правильно профессию выбрал? Тебе бы в театр. Паузу уже умеешь держать. Колись!
