Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
— А, таблеточки.
Потом он пытался найти у меня вену, чтобы поставить капельницу. Вены у меня вполне нормальные, никогда с ними проблем не было, а тут они видимо на нервной почве все исчезли. Он не смог уколоть даже в ногу. Пришлось поставить подключичный катетер. Глаза я не открывала, поэтому подумала: «Конечно, как можно найти вену в такой темноте». Потом какая-то женщина строгим голосом все в той же кромешной темноте расспрашивала меня, почему я напилась таблеток. Я только плакала и несла какую-то бессвязную чушь. Слезы лились ручьем, я почувствовала, как кто-то стал вытирать их тряпочкой.
Полностью в себя я пришла только вечером в палате. Бабушка-санитарка принесла мне халат и рубашку. Вся больница уже знала, что утром привезли монашку, наглотавшуюся таблеток, ко мне подходили незнакомые люди и пытались утешать. На следующее утро приехала Наташа и привезла мне паспорт, подрясник, апостольник, куртку и пачку печенья. В кармане подрясника я нашла телефон и немного денег. Позвонила Пантелеимоне, оказалось, это все передала она. Она сказала, что Матушка выгнала меня из монастыря, потому что я, якобы, специально напилась таблеток, чтобы скомпрометировать монастырь.
Ближе к вечеру Пантелеимона мне позвонила и сказала, что днем Матушка провела занятия с сестрами, на которых говорила, что я ни в чем не виновата, а все это придумала и подстроила Пантелеимона. Ее теперь везли в монастырь на духовный собор. Интересно, как все поменялось. Теперь я была жертвой интриг Пантелеимоны против игумении.
Духовный собор — это отдельная история. Это такая имитация демократии в монастыре, вроде как важные вопросы решает не одна игумения, а собор старших сестер. Потом Пантелеимона мне рассказала, как это происходило. Ее поставили перед Матушкой и сестрами. Матушка рассказала всем, что Пантелеимона и я состояли в блудной связи, то есть были лесбиянками. Это была Матушкина излюбленная тема на все случаи жизни. От этой страсти я потеряла голову и напилась таблеток, но во всем виновата была совратившая меня старая лесбиянка Пантелеимона. Были вызваны свидетели: м. Ксения, м. Евфрасия и Наташа. Они все в один голос уверяли, что не раз видели нас вдвоем. Они не утверждали, что видели какие-то конкретные лесбийские действия, но все же мы общались, а один раз даже вместе жгли костер. «Ну да, сжигали мусорную кучу», — поправила Пантелеимона, но ее никто не слушал. Потом голос получили старшие сестры, которые тоже внесли свою лепту унижения и оскорблений. Пантелеимону даже обвиняли в блудных пристрастиях к молоденьким семинаристам, по этому поводу даже было проведено небольшое расследование, хотя непонятно было, как это сочеталось с ее лесбийскими наклонностями. Длились эти разборки больше двух с половиной часов. Пантелеимону раздели, лишили причастия, старшинства и перевели на покаяние в коровник под руководство м. Вероники. Она назначалась старшей в Рождествено. Вероника была тоже «мамой» и ее отправляли в Рождествено за провинности ее дочки. Монахиня Вероника была одной из самых грозных и суровых монахинь, она и внешне была похожа на здорового мужика с грубоватыми манерами и низким басовитым голосом. Раньше она работала в торговле, потом по благословению духовника с маленькой дочкой пришла в Малоярославец. Вероника прославилась в монастыре своими аскетическими подвигами: все знали, что ночью она не спит, а молится, а если и засыпает, то сидя за столом с четками в руках. Днем она часто засыпала прямо стоя на клиросе, но при этом не падала, а продолжала петь свою партию. С младшими по чину сестрами она была сурова и непреклонна, а со старшими проявляла вежливость. Она настолько сильно была привязана к Матушке, что, правда, готова была порвать на куски любого, кем игумения была недовольна. На Пантелеимону она уже смотрела, как на врага народа, который по справедливости подлежит уничтожению.
Пантелеимона не раз была на таких соборах, но тут ее обвиняли в таких мерзостях, что она не выдержала и решила уйти из монастыря. Тем более, рассчитывать на спокойную жизнь под началом м. Вероники не представлялось возможным. Она собрала ночью вещи, позвонила Геннадию, нашему сторожу, и попросила отвезти ее к дочери в Козельск. Он согласился помочь. Никто даже не услышал, как она уехала. Позвонила она мне уже из Козельска.
Когда я узнала, что она ушла, я очень обрадовалась, что я теперь не одна. Обо мне в больнице никто не вспоминал, поэтому я тоже попросила Геннадия забрать меня и отвезти в скит. Когда я вошла в дом, сестры во главе с м. Вероникой сидели за столом, была трапеза. На меня посмотрели так, как будто я воскресла из гроба. Все молчали. Я тоже молча села за стол и начала есть со всеми. Вероника встала и пошла звонить Матушке, чтобы спросить, что ей теперь со мной делать. Поговорив по телефону, она подошла ко мне и спросила меня о моих планах. Я сказала, что поеду к батюшке. Она снова пошла звонить. Потом сказала мне, что я должна сдать форму, всю одежду и обувь которую мне выдали в монастыре.
После трапезы я пошла к себе собирать вещи. Я позвонила маме, но она была за границей и не могла приехать за мной. Она попросила забрать меня моего дядю. Пока я собирала вещи, ко мне зашла Галя и с большим сочувствием уговаривала меня не делать глупость — не уходить из монастыря. Зашла и м. Матрона — принесла мне пакет яблок в дорогу. Потом пришла м. Вероника. Она забрала мою форму и посмотрела на мои сумки и коробки:
— И что, это все твое?
— Да, это мои вещи, всю одежду мне привозила мама, можешь проверить, монастырского тут ничего нет.
Она стала распаковывать коробки и открывать сумки. Обыскав весь мой багаж, она успокоилась и вышла. Приехал дядя Володя, мы с ним загрузили мой скарб в машину и поехали в Оптину Пустынь к о. Афанасию, у которого я хотела спросить, как мне жить дальше.
В Оптину мы с дядей приехали уже поздно вечером. Мы зашли в Казанский храм — там как раз пели полиелей. Мы тоже подошли на помазание и достояли службу почти до канца, а потом я позвонила батюшке Афанасию. Он уже обо всем знал от м. Николаи. Мы встретились с ним возле скитских ворот, и он повел нас в домик старца Льва: его отреставрировали, и теперь принимали там гостей, потому что он не был на территории скита. Батюшка показал мне комнату, где я могла пожить, пока не решу, куда мне ехать дальше. Дядя хотел было ехать домой, но я уговорила его переночевать здесь, была даже свободная комната. Мы втроем сели пить чай.
Чай затянулся до часу ночи. Мы с батюшкой спорили, а дядя Володя слушал, ему, как верующему человеку, все это было интересно. Я пыталась доказать батюшке, что все то, что м. Николая выдает за высокую духовную монашескую жизнь — это видимость, красивая упаковка, под которой скрываются всего лишь ее корыстные интересы, непомерное властолюбие и гнусные методы контроля и подавления людей. Любая власть над людьми, когда она становится абсолютной и никем не контролируемой, чревата злоупотреблениями, тем более, если эта власть в руках человека не духовного и святого, а страстного, властного и беспринципного. Я рассказывала батюшке про всю эту жуткую систему доносов и слежки, наказаний и привилегий, лжи и притворства. Все эти методы, которыми Матушка пользуется для контроля власти, используют секты и всякого рода мошенники. И вообще, как она может называть себя «старицей», говорить, что сам Господь и Его Пречистая Матерь возвещают свою волю ее устами, если сама не имела даже опыта монашеской молитвенной жизни?
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
