Она замужем! Она леди Уэлтон! Горничные называют ее «миледи», а открыв глаза, она увидит на своем пальце сверкающее кольцо.
— Миледи была самой красивой невестой!
Из какого-то призрачного далека Тина слышала, как горничные герцогини осыпают ее комплиментами, но не потрудилась им ответить. Через некоторое время в комнату вошла герцогиня.
— Карета ждет, — коротко сообщила она, и Тина поняла, что старая леди тактично воздержалась от слов «ваш муж».
— Я готова, — ответила Тина и вдруг поняла, что медлить нет смысла. Нет причин откладывать неизбежное. Поэтому взяла перчатки, маленький ридикюль под цвет ее светло-голубого атласного платья и непроизвольно взглянула на себя в зеркало. Мягкие голубые страусовые перья, обрамляющие лицо, блистающие на шее бриллианты, тонкие кружева, украшающие платье… Она выглядела юной и беззаботной, хотя чувствовала себя старой и раздавленной ужасом, маячившим впереди.
Тина повернулась к герцогине и, подавляя рыдания, произнесла:
— Передайте ему, когда он… он вернется, что я была… м… мужественной, но мне его… не хватало!
Герцогиня кивнула, и Тина увидела, что старая леди тоже борется со слезами. Она прижалась мягкой щекой к старой, морщинистой щеке герцогини и прошептала:
— Вы были очень добры ко мне, благодарю вас!
— Если бы я могла помочь вам, дитя мое! — дрогнувшим голосом ответила герцогиня.
— Нет, тут никто ничего не может поделать! Как-то вы сказали про гордость! Вот что мне сейчас нужно! Гордость! — И Тина высоко подняла подбородок.
Затем, вежливо поблагодарив горничных, она спустилась в холл.
Прощание с гостями, ливень из лепестков роз, несколько зернышек риса, попавших ей в лицо… Наконец, молодожены сели в карету и тронулись в путь. Лошади легко поднялись на холм и поехали по Гроссвенор-сквер.
— Итак, леди Уэлтон?
Сэр Маркус сидел в углу кареты, и Тина благодарила Бога за то, что он пока не предпринимал попыток прикоснуться к ней. Она неохотно повернулась к : нему, но почему-то не нашлась что сказать. Все ее силы были сосредоточены на том, чтобы сдержать дрожь губ.
— Вы молчите, — упрекнул ее сэр Маркус. — Может быть, вы устали или не можете выразить словами свое счастье?
— Боюсь, я немного устала, — схватилась Тина за спасительную соломинку.
Тогда у нас нет причин засиживаться допоздна сегодня вечером, когда мы приедем в мой дом в Ньюмаркете, — с некоторым изумлением в голосе проговорил сэр Маркус и протянул руку. — Ну же, Тина, мы ведь женаты! Не бойтесь меня! Я могу вас побить, но я вас не съем! — Он засмеялся над своей шуткой, потом нарочито медленно, словно смакуя момент, привлек ее к себе. — Вы очень красивы, а ваш перепуганный вид способен пробудить в мужчине бешеное желание. Впереди у нас целая жизнь, моя любимая, давайте не тратить драгоценное время на всякие глупости!
Тина попыталась забиться подальше в угол, но безуспешно. Сэр Маркус, взяв ее за подбородок, повернул лицом к себе. Она увидела, как на мгновение зло сверкнули его глаза; сообразила, что его жадные губы ищут ее губы; а затем, словно нырнув в глубокий, темный пруд, почувствовала, что поддается его страсти.
Он был очень силен. Тина знала, что бороться с ним так же бесполезно, как освободиться воробышку, запутавшемуся в сетях. Она ощущала грубую силу его рук, страстность его нетерпеливых объятий и понимала, что бессильна, беспомощна и никогда больше не будет в безопасности.
Хотелось умереть, но Тина лишь дрожала, тряслась и чувствовала, как он лишает ее дыхания, увлекая в самые глубины унижения.
Вдруг, как раз когда она молила о смерти и о том, чтобы этот момент стал последним в ее жизни, раздался крик. Лошади внезапно остановились как вкопанные, а карета сильно накренилась на бок.
Сэр Маркус отпустил Тину. Оба удивленно уставились в окно. Дверца кареты распахнулась, и в ней появилась рука с ножом. Прежде чем Тина успела вскрикнуть, незнакомец в маске и широкополой шляпе, надвинутой на лоб, вонзил нож в сэра Маркуса. Тина услышала чей-то крик, но тут же поняла, что это кричит она сама.
— Видит бог, я тебя… — начал сэр Маркус, но тут кровь хлынула у него изо рта и потекла по подбородку.
Человек в маске, вытащив нож, снова и снова вонзал его в тело, оседающее на пол кареты.
Раздался еще один крик — крик ужаса. Впоследствии Тина припоминала, что пыталась встать, но тут открылась другая дверца, и двое мужчин, которых она не разглядела, накинули ей на голову темную тряпку и грубо вытащили на дорогу. Там ее связали веревкой, притянув руки и тряпку на голове к телу.
Тина пронзительно кричала, но через некоторое время затихла. Тряпка на ее голове дурно пахла, а : пыль вызвала кашель.
Она поняла, что ее подняли и перенесли в другую карету, где бросили на пол. Лошади тронулись.
— Но! Не теряй времени! Поторопись!
Как ей не было дурно, все же в голосе командовавшего она узнала голос Клода. Вне всякого сомнения, это был Клод Уинчингем!
Карета тряслась по неровной дороге. Тину, лежащую на полу, бросало из стороны в сторону, но, тем не менее, она старалась понять, что же произошло и что ждет ее впереди.
Зачем, по какой причине Клод убил сэра Маркуса? Ценностей у них при себе не было, а все их вещи заранее отправлены в Ньюмаркет со слугами.
Вероятно, Клод еще более сумасшедший, чем ей казалось раньше. Она сочла его ненормальным, когда он стрелял в лорда Уинчингема, но тогда у него, по крайней мере, был повод для подобного поступка.-Убийство же сэра Маркуса, безусловно, было бессмысленным, безумным и необъяснимым преступлением!
Однако следовало поразмыслить и о собственной участи. Клод, или кто-то другой, гнел лошадей так, что Тину бросало из стороны в сторону, и, вероятно, все ее тело будет покрыто синяками. Темная, вонючая тряпка затрудняла дыхание и чуть ли не душила. Она была уже почти в бессознательном состоянии, когда почувствовала, что ее подняли и осторожно понесли, похоже, по очень узкой лестнице, а Клод — у нее не было сомнений, что это он, — давал указания:
— Теперь осторожно… Несите ее в угол… так. Посадите на пол, сейчас я ее развяжу. Вот ваши деньги и поскорее убирайтесь! Осядьте в другом графстве. Никто ничего не заподозрит, увидев цыганский табор.
Тина услышала, как двое мужчин спустились по той же узкой лестнице, и почувствовала, как кто-то ощупывает веревки на ее теле. Вдруг с ее головы сорвали тряпку, и она увидела, что лежит на полу, а прямо над ней нависло искаженное лицо Клода Уинчингема.
Некоторое время Тина не могла произнести ни слова и только пристально смотрела на него. Потом начала растирать руки, освобожденные от веревки. Но
по-прежнему молчала, а Клод стоял и неотрывно глядел на нее.
— Я победил! — изрек он наконец.
Тело, покрытое синяками, болело, голова кружилась, но усилием воли Тина заставила себя сесть на полу.
