Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– Вы сказали, было две причины.
– Вторая причина в том, что я могла понять ваши чувства. Мы с вами очень похожи – по крайней мере в одном отношении. Помните, как вы советовали мне вступить в «Анонимные обжоры»? Познакомиться с другими полными людьми, найти друзей, ходить на свидания?
– Да, я помню. Вы ответили, что ненавидите группы.
– Да, это правда. Я действительно ненавижу группы. Но это не вся правда. Настоящая причина в том, что я не выношу толстых. Меня от них тошнит. Я не хочу, чтобы меня видели среди них. Как же я могу осуждать вас за подобные чувства?
Мы были целиком поглощены беседой, когда часы показали, что нам пора заканчивать. Наши признания потрясли меня, и мне тяжело было прощаться. Мне не хотелось расставаться с Бетти. Я хотел продолжать беседовать с ней, продолжать узнавать ее.
Мы встали, чтобы разойтись, и я протянул ей руку – обе руки.
– О нет, нет! Я хочу, чтобы вы меня обняли! Только так вы можете заслужить прощение!
Когда мы обнялись, я с удивлением обнаружил, что мне удалось обхватить ее руками.
Глава 5
«Я никогда не думала, что это может случиться со мной»
Я поздоровался с Эльвой в своей приемной, и мы вместе прошли несколько шагов до кабинета. Что-то произошло. Она была сегодня другой, ее походка казалась неуверенной, робкой и вялой. За последние несколько недель в ее шагах появилась упругость, но сегодня Эльва опять напоминала несчастную усталую женщину, которую я впервые увидел восемь месяцев назад. Я помню ее первые слова: «Думаю, мне нужна помощь. Жизнь не имеет смысла. Мой муж уже год как умер, но мне по-прежнему все так же тяжело. Может быть, я плохо приспосабливаюсь».
Но она приспосабливалась совсем неплохо. На самом деле терапия была довольно успешной – быть может, шла даже слишком гладко. Что могло отбросить ее так далеко назад? Садясь, Эльва вздохнула и сказала:
– Я никогда не думала, что это может случиться со мной.
Ее ограбили. По ее описанию выходило, что это обычная кража сумочки. Грабитель, вероятно, присмотрел ее в прибрежном ресторане в Монтрей и заметил, как она расплачивается наличными за трех подруг – пожилых вдов. Должно быть, он последовал за ней на стоянку, разбежался (звук его шагов заглушался шумом волн), не замедляя шага выхватил сумочку и прыгнул в стоявшую неподалеку машину.
Эльва, несмотря на свои опухшие ноги, помчалась обратно в ресторан, чтобы позвать на помощь, но, разумеется, было уже поздно. Спустя несколько часов полиция нашла ее пустую сумочку, повисшую на придорожных кустах.
Триста долларов значили для нее довольно много, и несколько дней Эльва сокрушалась о потерянных деньгах. Постепенно эти сожаления рассеялись, и на их месте остался горький осадок, выразившийся фразой: «Я никогда не думала, что это может случиться со мной». Вместе с сумочкой и тремя сотнями долларов у Эльвы отняли иллюзию – иллюзию ее личной исключительности. Она всегда жила в привилегированном мире, вне неприятностей, противных неудобств, сопровождающих жизнь обычных людей – толпы этих бедолаг со страниц бульварных газет и из теленовостей, которые попадают под машины и подвергаются нападениям грабителей.
Ограбление все изменило. Исчезли уют и легкость жизни, исчезло чувство безопасности. Ее дом раньше всегда нравился ей своими подушками, пледами, пушистыми коврами, клумбами. Теперь она видела только двери, замки, охранную сигнализацию и телефон. Она всегда выгуливала свою собаку в шесть утра. Утренняя тишина теперь казалась ей угрожающей. Они с собакой останавливались и напряженно вслушивались в ожидании опасности.
Во всем этом не было ничего удивительного. Эльва получила психологическую травму и теперь страдала от обычного посттравматического стресса. После несчастного случая или нападения большинство людей чувствуют себя беззащитными, у них снижается порог тревожности, они становятся сверхбдительными. Постепенно время стирает память о событии, и жертвы в конце концов возвращаются в свое прежнее доверчивое состояние.
Но для Эльвы это было больше, чем просто нападение. Ее представление о мире дало трещину. Она раньше часто говорила: «Пока у человека есть глаза, уши и рот, с ним можно подружиться». Но теперь нет. Теперь она потеряла человеколюбие и веру в свою личную неуязвимость. Она чувствовала себя голой, обыкновенной и беззащитной. Истинное значение этого ограбления было в том, что оно разбивало иллюзию и в очень грубой форме подтверждало факт смерти ее мужа.
Конечно, она знала, что Альберт умер. Умер и лежит в могиле уже полтора года. Она прошла весь скорбный вдовий путь – через постановку онкологического диагноза, через ужасную, ядовитую, тошнотворную химиотерапию, их последнее путешествие по Эль Камино Реал, больничную кровать дома, похороны, работу с бумагами, все более редкие приглашения на обед, клубы вдов и вдовцов, долгие одинокие ночи. Через всю ужасную катастрофу утраты.
Однако, несмотря на это, Эльва сохранила чувство, что существование Альберта продолжается, и поэтому она ощущала себя исключительной и защищенной. Она продолжала жить «как если бы» – как если бы мир был безопасен, как если бы Альберт был здесь, в мастерской за гаражом.
Заметим, я говорю не о бредовой идее. Рационально Эльва знала, что Альберт умер, но продолжала вести обычную, повседневную жизнь под покровом иллюзии, которая притупляла боль и смягчала слишком резкую правду. Более сорока лет назад она заключила с жизнью контракт, происхождение и формулировка которого стерлись временем, но основа которого оставалась ясной: Альберт будет всегда заботиться об Эльве. На этой бессознательной предпосылке Эльва выстроила весь свой гипотетический мир – мир безопасности и добровольного патернализма.
Альберт был мастером на все руки. Он был кровельщиком, автомехаником, разнорабочим и подрядчиком; он мог починить все, что угодно. Вдохновленный фотографией какого-нибудь предмета мебели или другой штуковины из газеты или журнала, он мог отправиться в мастерскую и сделать такую же. Будучи безнадежно неприспособленным к ручному труду, я слушал с завистью и восхищением. Сорок один год жизни с таким умельцем – это действительно полный комфорт. Было нетрудно понять, почему Эльва цеплялась за ощущение, что Альберт все еще здесь, в мастерской, заботится о ней, чинит вещи. Как можно отказаться от этого? Почему она должна отказываться? Эта память, подкрепленная опытом сорока одного года, оплела Эльву коконом, укрывавшим ее от реальности – до тех пор, пока у нее не украли сумочку.
При нашей первой встрече с Эльвой восемь месяцев назад я нашел в ней мало привлекательного. Она была приземистой, неприятной женщиной, одновременно напоминавшей гнома и домового, причем обе части были с плохим характером. Я был зачарован подвижностью ее лица: она подмигивала, гримасничала и вращала глазами как поодиночке, так и двумя сразу. Ее лоб казался живым из-за огромных волнообразных морщин. Ее язык, который все время был на виду, постоянно менял размеры, когда метался туда-сюда или облизывал ее влажные резиновые губы. Я помню, что меня позабавило, когда я представил себе ее знакомство с пациентами, долгое время принимающими транквилизаторы, у которых развивается поздняя дискинезия (вызванное медикаментами нарушение лицевой мускулатуры). Эти пациенты сразу же сильно обиделись бы на нее, так как решили бы, что она их передразнивает.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
