При этих словах мужественные сердца Молокососов дрогнули. Ни один из этих людей, молодых и зрелых, десятки раз встречавшихся лицом к лицу со смертью, не сумел скрыть волнения, ибо каждый понимал, на что отважился Сорвиголова. Со всех сторон к нему потянулись руки, и Сорвиголова порывисто пожимал их, не в силах вымолвить ни слова.
Фанфан срывающимся от слез голосом пробормотал:
– У меня просто сердце упало, хозяин… Тошно, ей-богу! Взял бы ты меня с собой, а? Уж я сумел бы, если что, перехватить за тебя оплеуху-другую, а то и собственную шкуру отдать…
– Спасибо, Фанфан, верный мой друг! Но ничего не выйдет. Придется идти одному.
Низко опустив голову, Фанфан тяжело вздохнул.
Поль Поттер, в свою очередь, обеими ладонями сжал руку командира и, словно выражая общую мысль, произнес:
– Благодарю тебя, брат, от имени нашей родины, ради которой ты готов принести в жертву свою жизнь. Ты вернешься, я знаю, и наша благодарность и восхищение всегда будут с тобой, где бы ты ни оказался…
– Ну, конечно же, я вернусь! – весело воскликнул Сорвиголова. – Что это вы взялись меня хоронить? Еще и не в таких переделках мы бывали и выходили из них живыми и невредимыми… Да, кстати, я собираюсь, кроме всего прочего, повидаться с нашим приятелем майором Колвиллом. И не думаю, что наша встреча доставит ему особое удовольствие…
А уже через минуту Жан Грандье двинулся в путь и вскоре скрылся в чаще высоких трав. Он решил отправиться пешком, и его пони остался на попечении Фанфана. Прокладывая путь среди гигантской растительности, он неторопливо приближался к тому месту, где после ночного бегства с осажденной фермы Молокососы устроили засаду в воронках, оставленных взрывами динамитных шашек, и расправились с первым из встреченных ими уланских отрядов.
В изодранном в клочья и полуобгоревшем уланском доломане, который едва прикрывал тело, Сорвиголова походил на заправского бродягу. А для того чтобы проникнуть в неприятельский лагерь, ему требовалась английская униформа, к тому же в отличном состоянии. И он надеялся, что один из усопших джентльменов любезно предоставит ему свое хаки.
Скрываясь в траве, как охотник-бушмен, и оставаясь никем не замеченным, меньше чем через час Жан был у цели. Перед ним открылась небольшая прогалина, истоптанная копытами коней. На примятой траве лежали изрешеченные пулями тела пяти солдат и четырех коней.
Взгляд Жана упал на молодого англичанина, чуть постарше, чем он сам. Пуля маузера вошла ему прямо в затылок, и он умер, не успев даже вскрикнуть. Кавалерист был такого же роста и телосложения, как Сорвиголова, но решиться раздеть мертвеца было не так-то легко. Однако колебался он недолго: ничего не поделаешь, война есть война. Сорвиголова натянул брюки цвета хаки, облачился в доломан, нацепил каску – и только теперь заметил, что торс улана обмотан несколькими метрами гибкого непромокаемого шнура толщиной в палец.
«Да ведь это же пироксилин, взрывчатка английских разведчиков, тот же динамит! – обрадовался Жан. – Вот так находка! Да ей просто цены нет!»
Он обмотал пироксилиновый шнур вокруг талии, застегнул поверх него доломан и двинулся дальше по узкой тропе, проложенной в велде бурским скотом. Когда начали сгущаться сумерки, он уже приближался к передовым постам англичан.
Глава 6
Трудно вообразить ситуацию хуже, чем оказаться в одиночку затерянным во вражеском стане, когда твоя жизнь ежеминутно зависит от ничтожных случайностей, от любого неосторожного движения или нечаянно оброненного слова. Однако не опасности, подстерегающие разведчика на каждом шагу, и не необходимость постоянно быть начеку являются его главной заботой. Все это, так сказать, десерт по сравнению с главной задачей, стоящей перед ним.
Разведчику необходимо везде побывать, все увидеть, запомнить огромное количество сведений о составе воинских подразделений, количестве лошадей и артиллерийских орудий, которыми располагает враг. Он должен получить полное представление о системе обороны или о диспозиции противника на марше, составить в уме карту военного лагеря, определить местонахождение штабов и, наконец, выяснить вражеские замыслы, а если это не удастся, то попытаться разгадать их самостоятельно. Все это вместе взятое – огромный труд, сопряженный с постоянной смертельной опасностью. И какими же выдержкой, мужеством, находчивостью и ясным логическим умом обязан обладать настоящий разведчик! Всеми этими качествами, а кроме того, обширным военным опытом, редким для столь юного возраста, обладал наш герой.
Сейчас Сорвиголова, скользя, как ящерица, в гуще высокорослых трав, приближался к постам британского боевого охранения. На каждом из них находилось по двое часовых. «Томми» мирно покуривали коротенькие трубки из верескового корня и вполголоса беседовали о том, о чем толкуют солдаты всех армий в мире, – о далекой родине и о семьях, оставленных на произвол судьбы.
Запах табачного дыма, приглушенные голоса, блеск штыков в зарослях помогли Жану точно определить их местонахождение. Британских постов, где несли службу пехотинцы, он не опасался. Ведь англичане – люди «цивилизованные» и, как правило, ничего не смыслят в тайной партизанской войне и ее приемах. С легкостью обманув бдительность часовых, Жан вскоре очутился в холмистой равнинной местности, усеянной, словно зубьями пилы, островерхими палатками английского лагеря.
Взобравшись на небольшую возвышенность, Жан наконец-то смог хотя бы приблизительно оценить общее количество палаток, разбитых на равнине, а исходя из их вместимости, прикинуть и число солдат. Итог получился поразительный. На том месте, где два дня назад стояли четыреста улан майора Колвилла, теперь сосредоточилась десятитысячная армия.
Продолжая движение, Сорвиголова заметил, что у горизонта вырисовываются бесконечные линии коновязей, а немного подальше – орудия с зарядными ящиками и крытые брезентом фургоны. Четыре батареи!
Полевая пекарня выдала себя запахом свежеиспеченного хлеба, а удары молота по наковальне обнаружили присутствие передвижной кузницы.
«Да тут их не меньше армейского корпуса! – подумал Сорвиголова. – Я был прав: враг, несомненно, попытается зайти в тыл коммандо генерала Бота, обойдя их с левого фланга. Надо как можно быстрей предупредить генерала!»
Принять решение всегда означало для Жана Грандье начать действовать. План возвращения возник мгновенно. Пешком и тем же путем – займет слишком много времени. Значит, нужен конь – один из тех, которых здесь, похоже, несколько тысяч.
«Больше самообладания, а остальное подскажут обстоятельства», – подумал Сорвиголова.
Уже вечерело, когда вымуштрованным размеренным шагом британского «томми» Жан приблизился к шеренге лошадей, шумно жевавших у коновязей смесь овса, кукурузы и сена. Перед каждой в образцовом порядке были разложены седла и уздечки – так, чтобы по сигналу тревоги животное можно было оседлать в считанные минуты. Часовой, торчавший у костра, даже не взглянул в сторону Жана, приняв его за одного из своих. Кому могла прийти в голову шальная мысль, что по лагерю, кишащему солдатами и офицерами всех родов войск, может запросто расхаживать бурский разведчик?
