— Ну вот и увидела, — хрипло выдавил о из себя.
— Мне нужно с тобой поговорить, — уточнила Марта. — Кое-что тебе сказать.
— Это так важно, что не может подождать до утра? — проворчал Джош, тщетно стараясь отвести взгляд от шелковых кружев, прикрывающих ее высокую грудь.
— Я не могу больше ждать, — ответила Map та, бросив взгляд на свои руки.
Джош заметил, что на руке у нее нет кольца.
— Я знаю, — произнес он. — Ты потерял кольцо и боишься признаться Эшфорду.
Марта покачала головой.
— Нет, кольцо лежит у меня в спальне на туалетном столике.
— Ты сняла его на ночь?
— Нет, навсегда.
— Марта, что ты хочешь сказать?
— Именно то, что говорю.
Джош почувствовал, что его самообладание испаряется на глазах. Он отчаянно цеплялся за его остатки.
— Ты хочешь сказать, что разорвала помолвку?
— Джош, я разорвала помолвку два месяца назад.
Джош откинулся на подушку и закрыл глаза. Слушать ее и одновременно на нее смотреть — для него слишком большое испытание. Чтобы разговаривать с Мартой, он не должен ее видеть.
Однако образ Марты не исчез, даже когда он зажмурился. Джош отчаянно старался придумать какую-нибудь подходящую реплику, но, так ничего и не придумав, выпалил:
— Я знаю. Эшфорд мне рассказал.
Наступило молчание. В тишине Джош отчетливо слышал биение собственного сердца; оно барабанным боем отдавалось у него в ушах.
Не выдержав томительной паузы, он открыл глаза. Марта застыла на месте, глаза ее расширились.
— Тебе сказал Тони? — недоверчиво повторила она.
— Ты мне не веришь? — огрызнулся Джош, чувствуя полную растерянность и не зная, что делать дальше. — Да, Эшфорд рассказал мне об этом.
— Когда?
— Когда ты полезла в шахту и мы оба с ума сходили от беспокойства.
— Почему же ты не рассказал мне, когда я вернулась в Нью-Йорк? — воскликнула Марта.
Джош выпрямился в кровати.
— Почему я тебе не рассказал? — повторил он. — Ну, видишь ли, мне показалось, что это не мое дело. Это твоя помолвка. Что бы ни говорил Эшфорд, ты носила его кольцо. Конечно, может быть, ты так любишь бриллианты, что никак не могла с ним расстаться. Однако я слышал от тебя самой, что вы с Эшфордом собираетесь пожениться десятого июня.
— Я сказала это, чтобы… чтобы избавиться от тебя.
— Разве я к тебе приставал?
— Джош, прекрати свои грязные шуточки!
— Это что-то новое, — заметил Джош. — В грязных шуточках ты меня еще никогда не обвиняла.
Марта вскочила и бросилась к окну, затем вернулась обратно. Сейчас она напоминала Джошу мечущегося в клетке тигра, или, может быть, пантеру. Грациозная, полная энергии… и очень опасная.
— Знаешь, я не уверена, что смогу тебе это простить, — выговорила она наконец.
— Простить что? — спросил Джош, изумленный до глубины души.
— То, что ты не рассказал мне о разговоре с Тони. Впрочем, Тони тоже ничего мне об этом не говорил.
— И правильно сделал. — отозвался Джош. — Может быть, он решил, что ты заслуживаешь маленькой мести.
К его удивлению, глаза Марты вдруг наполнились слезами. До недавнего времени Джошу не случалось видеть Марту плачущей — и снова, как несколько дней назад, это зрелище глубоко его тронуло.
— Послушай… — смущенно начал он.
— Хватит! — рявкнула Марта. — У нас с Тони были причины для этого соглашения…
Она запнулась и замолчала.
— Какие же? — сухо поинтересовался Джош. Но Марта вскочила и молча подошла к окну. Перед ней чернела непроглядная ночь. Никакого волшебного пейзажа, залитого серебристым лунным светом, чтобы она могла сделать вид, что любуется им. Откуда-то издалека, словно за тысячу миль, доносился шум прибоя: сразу за оградой владений Гундерсенов берег обрывался в волны залива Блок-Айленд.
Марта стояла и смотрела в черное окно — она не могла повернуться и встретиться глазами с Джошем.
Какой жестокой истиной звучали для нее сейчас стихотворные строчки Вальтера Скотта: «О, что за сеть ты для себя плетешь, когда впервые допускаешь ложь!»
Марта чувствовала, что попала в сеть и, пытаясь вырваться, запутывается все сильнее. Не поворачиваясь, она произнесла:
— Я не надеюсь, что ты меня поймешь, так что просто прими к сведению: мы с Тони договорились, что я буду носить кольцо, поскольку это выгодно для нас обоих.
— Вот как? — вежливо отозвался Джош. — И чем же это так выгодно?
— Не вижу нужды углубляться в объяснения.
— Почему же? — протянул Джош. — Я, например, сгораю от любопытства. И меня не оставляет чувство, что этот розыгрыш с кольцом задуман для… для отпугивания мужчин, скажем так. Марта, неужели ты так боялась, что я стану тебя преследовать? — резко закончил Джош.
— Нет, — поспешно ответила Марта. — Ты никогда меня не преследовал.
— Разве? А кто кого преследовал два года назад?
Марта вернулась к кровати, однако не села на свое прежнее место. Вместо этого она уселась в кресло на приличном расстоянии от Джоша.
— Джош, я предпочитаю думать, что никто из нас не преследовал друг друга, — сказала она наконец. — Для меня преследование слишком тесно связано с охотой и тому подобным.
— С таким определением можно и не согласиться, — заметил Джош. — Ну хорошо, сойдемся на том, что я тобой… весьма интересовался.
— По-моему, мы оба… весьма интересовались друг другом, — выдавила из себя Марта.
— Ладно, пусть так. Да, конечно, мы оба интересовались друг другом. Мы испытывали друг к другу… назови это сексуальным влечением, физиологической реакцией…
— Джош, неужели обязательно на все приклеивать ярлыки?
— Может быть, и нет. — Он коротко рассмеялся. — Мы оба знаем, о чем говорим и в определениях не нуждаемся. Но…
Марта жестом прервала его:
— Не продолжай, — посоветовала она. — Я догадываюсь, что ты скажешь. Это я уже слышала — два года назад. Ты хочешь сказать, что такого влечения недостаточно для прочных и продолжительных отношений.
— Правильно, — ответил Джош, старательно разглядывая занавеску. — Именно это я и хотел сказать.
— Но я не хочу повторения сцены двухлетней давности! — произнесла Марта.
— И я не хочу, — ответил Джош. — И не надо. По-моему, сейчас мы в состоянии спокойно все обсудить.
Действительно, два года назад о спокойном обсуждении и речи не было. При первых же словах Джоша в душе Марты вспыхнул неуправляемый гнев. Оба кричали, обвиняли друг друга, а потом Марта выбежала из его квартиры, хлопнув дверью. Ей до сих пор больно вспоминать об этой безобразной сцене.
