– Вы считаете, что сможете там… за рубежом… устроиться? – удивилась Настя. – Считаете, что вас там ждут?
– Я не идиотка, чтобы ехать в никуда! Человек, о котором я уже сказала… он болен давно… А я… В общем… вы, наверно, поняли, что именно я не давала Ивиной развернуться в России. Из кожи вон лезла, и преуспела в этом. Зато я мостила себе… нам… дорогу… Короче говоря, я давно уже списалась с одним австрийским бизнесменом… Он действительно меня ждет… Ну… то есть не меня, конечно, а ткань, технологию изготовления которой я собираюсь ему очень дорого продать. Он и с денежными средствами мне несколько помог, чтобы… Ну… вы же понимаете, сколько их надо было иметь, чтобы выдавить Ивину с подиумов… чтобы Олеська в Петродворце развернулась! Конечно, я могу продать австрияку часть технологии, но это будет стоить много дешевле, а потому… Вы меня понимаете?
– Понимаю, но боюсь, что вы слишком многого хотите, Гелена Яновна!
– Если бы ваш любимый человек был так болен… то…
– Знаете, Геля, мой любимый человек тоже кое-чем болен. Мне тоже хотелось бы его вылечить, а потому я попытаюсь провести кое-какие переговоры. Кто знает, кто выиграет в результате! Не могу обещать, что вы, но вдруг… Возможно, мы обе окажемся в выигрыше… или обе в проигрыше… А уж если проиграете, не мне вас, Гелена Яновна, удерживать! Делайте, что хотите! Если, конечно, вам позволят…
* * *
– Дело в том, что мой паспорт уже тоже чист от брачного штампа, – сказал Анастасии Терлеевой Владимир Юрьевич Цебоев. – Я, вообще-то, по образованию юрист, который обязан стоять на страже закона, а потому долго уговаривал Гелену развестись официально. Она не согласилась, и тогда мне пришлось пустить в ход и свои связи, чтобы закон обойти.
– Профессиональная совесть не мучила? – лукаво улыбнулась Настя.
– Ну… так… слегка… – Цебоев улыбкой не отозвался. – Этот брак всегда был фикцией.
– Но ведь вы не станете утверждать, что не имели с ней интимных отношений?
– Анастасия Романовна! Зачем это поминать?! – брезгливо поморщился Цебоев. – У всех нас были ошибки юности. А мне тогда еще и восемнадцати не исполнилось! Геля сама налетела на меня, как фурия… и, заметьте, очень красивая фурия. Ей тогда хотелось испробовать всего и со всеми. Поверьте, я был одним из многих!
– То есть вы никогда не любили Гелену?
– Ее невозможно любить.
– Ну почему… Она утверждает, что Сергей Короленко ее очень даже любит.
– Сергей тоже на пределе. Он любит Танюшку. Из-за нее, собственно, и мучается с Гелей.
– Танюшка, как я понимаю, их дочь с Геленой?
– Она дочь Гелены и еще одного типа, но Сергей об этом не знает.
– А тип… это тот, которого она хочет спасти от какой-то тяжелой болезни?
У Цебоева на лице появилась гримаса настоящего отвращения. Он стер ее крупной ладонью и уже совершенно бесстрастно ответил:
– Болезнь этого типа – алкоголизм. А сам он – большая сволочь! Я бы даже сказал – редкостная!
– Но Гелена Яновна его любит! – возразила Настя.
Владимир Юрьевич посмотрел на нее с сожалением, как на несмышленыша, и ответил:
– Эта женщина любить не умеет в принципе. Даже собственного ребенка практически бросила на Сергея.
– Про ребенка не скажу… не знаю… но то, что этот человек… алкоголик… – Настя выразительно повела плечом. – …в общем… для любви это иногда не является преградой… Знаете, бывает, что женщины любят даже серийных убийц и маньяков!
– Только не Гелена! Для нее личная выгода и комфорт – прежде всего. С алкоголиком, как вы понимаете, очень дискомфортно!
– Ну… тогда я вообще ничего не понимаю… – Настя растерянно развела руками.
– На самом деле все довольно просто. Двоюродная сестра Гели несколько лет назад вышла замуж за австрийского предпринимателя Томаса Шейдмана, за чьей спиной, похоже, катается, как сыр в масле. Гелена вострит лыжи туда же. Томас сразу заявил ей, что заниматься сводничеством, то есть искать ей в Австрии жениха, не станет. Он-де, со своей русской женой познакомился неожиданно, верит только в случай… ну и остальное – в таком же духе. В общем, австрияку сестра жены рядом и на дух не нужна.
– А Шейдман… он занимается текстилем?
– Вообще-то у него несколько универсальных магазинов. В основном в них продается женская одежда… Так что, думаю, он сообразил бы, как распорядиться уникальной тканью Людмилы.
– Как же вам удалось забрать у Гелены диск, который Ивина готовила для патентного бюро?
– Представьте, при помощи грубой мужской силы. Немножко стыдно в этом признаваться, но… с такими, как Гелена, другие варианты не проходят. С ней бороться можно либо обманом, либо насилием. Я выбрал второе, потому что обманами уже сыт по горло.
– То есть уникальная ткань «Ива» останется в России?
– Останется. Надо только найти человека, который помог бы ее наконец раскрутить в той мере, какую она заслуживает.
– А Людмила?
– А Людмила пока займется другим.
– Чем же?
– Семьей…
– То есть вы все-таки женитесь на ней?
– Да, наша свадьба состоится в следующую пятницу, – Цебоев сдержанно кивнул, но было видно, что его всего прямо-таки распирает от счастья.
– А если Гелена Яновна вздумает помешать? – спросила Настя.
– Каким образом?
– Ну… например, расскажет Людмиле о вашем с ней браке, причем не будет называть его фиктивным…
Цебоев сдержанно улыбнулся и ответил:
– Людмила все знает. Мне не хотелось начинать свою семейную жизнь со лжи. Ее и так уже было достаточно.
– То есть вы хотите сказать, что Гелена проиграла на всех фронтах?
– Похоже на то.
– И ваша свадьба с Ивиной непременно состоится?
– Обязательно!
– Это самое приятное сообщение из тех, что я последнее время получаю! – довольно улыбнулась Настя.
– Представьте, мне тоже нравится, что у меня скоро свадьба! – наконец расхохотался Владимир Юрьевич раскрепощенно и очень раскатисто.
* * *
– Женись на мне, Романец, – опять предложила Настя, устало опустившись в кресло возле рабочего стола Олега.
– Опять ты за свое, – поморщился он, не отрываясь от блестящей малиновой ткани, которую безжалостно кромсал большими портновскими ножницами на очень мелкие части.
– Людмила Ивина сегодня вышла замуж, – очень тихо сообщила ему Настя, но он услышал и сразу ответил:
– Знаю. Я послал ей букет.
– Да ну?! – удивилась Настя и подскочила к столу, заваленному блестящими малиновыми тряпицами. – И ты говоришь об этом так спокойно?
