Я спустился к порту. Там несколько мужчин складывали инвентарь. Я спросил, как мне найти некоего Александра. Его здесь нет, он только что вышел на своей лодке на озеро. Один из них добавил, что обычно Александр никогда не рыбачит в полдень, а тут заявился в порт, спешил, забрался в лодку, не сказав никому ни слова и глядя в сторону, чтобы ни с кем не встречаться глазами, что вовсе на него не похоже. Казалось, он и впрямь хотел, чтобы никто к нему не лез.
— Видите маленькое красное пятнышко вон там? — спросил один из рыбаков, уставив палец в сторону горизонта.
— Да.
— Ну вот, это он и есть.
— Хочу задать ему несколько вопросов.
— Нет, но я ищу одного человека, и, судя по всему, ей сейчас плохо, а у меня все основания думать, что она могла поехать к нему.
— Может быть. Ее зовут Джульетта.
— Ну да, она там и была.
— Представления не имею. Мы вернулись с рыбалки часов в восемь, и они пошли в лавку. А что дальше, не знаю.
— Мне правда очень хотелось бы поговорить с Александром.
— Ладно. Раз уж речь о Джульетте.
— Давненько мы ее не видели, но здесь ее знают еще с тех пор, как она была совсем крохой. Вот разговоров-то будет, что она вернулась. Лезьте-ка в посудину Фернана, сейчас скажу ему, чтобы отправлялся вдогонку, только гарантий ноль. Озеро большое.
Бабетта первозданная
Я прекрасно помнила дорогу. По этой дороге я ездила десятки раз, а может, и сотни… Бернекс[33] был моим вторым домом. С его лыжной базой, и горами вокруг, и Дан д’Ош. И Бабеттой.
Она злилась на меня больше, чем Александр, когда я уехала. По характеру она сангвиник. Она была моей лучшей подругой и не понимала, что происходит, а чего она не понимает, того и не принимает. А потому, когда я перестала писать, она не стала настаивать и попросту выбросила меня из головы — решительно, хоть и не без горечи. Все это сегодня утром рассказал мне Александр. Я могу понять. Надеюсь, что она тоже поймет. В конце концов, она же ничего не сказала, когда Александр позвонил ей сегодня предупредить, что я приеду. Может, простила.
А может, нет.
На одном из последних поворотов вдалеке я увидела шале.
Я действительно надеюсь, что она простила. Сейчас я не смогу выдержать ни ее гнев, ни ее упреки. Судя по нашим прежним ссорам, она злопамятная. И чем яростнее мы ссорились, тем крепче любили друг друга. Именно сегодня мне так нужно, чтобы она обняла меня, как двадцать лет назад, и повторила вслед за Александром, что все в порядке…
Я вижу ее на балконе. Может, она высматривает машину, они здесь не часто проезжают. Арендованная машина — это могу быть только я.
Я сворачиваю на подъездную дорогу к гаражу и больше ее не вижу. Бабетта исчезает в доме.
Отстегиваю ремень безопасности, а когда вылезаю из машины, снова замечаю ее: она стоит, прислонившись к косяку входной двери, и смотрит на меня, покуривая сигарету. В первый раз мы попробовали вместе, втроем. С того момента Александр с Бабеттой так никогда по-настоящему и не бросали. Поначалу она глядит на меня довольно холодно, сердитыми глазами. У меня руки опускаются. Я не смею и шевельнуться. А потом я слышу, как она в последний раз затягивается, глубоко, не спеша, бросает сигарету и давит ее каблуком. Поднимаю голову. Она подбирает окурок и отправляет его в маленькое ведерко. Снова вглядывается в меня. Мои глаза устремляются на носки моих башмаков. Жду. Чего? Не знаю. Просто жду.
А потом она стремительно подходит ко мне и обнимает — почти грубо, как будто не желая больше сдерживаться, как будто следуя потребности тела, страдавшего от неутоленного желания. Мне тяжело дышать, так сильно я стиснута, но мне хорошо от того, как крепко она прижимает меня к себе — тем легче вернуть ее отпечаток, стертый временем, жестокими ветрами, расстоянием и разлукой.
— Отведи меня посмотреть на козерогов.
— Прямо сейчас?
— Да. Сейчас. У тебя есть палатка? Мы же можем заночевать наверху? Помнишь?
— Конечно, помню… Погоди, я проверю прогноз. Уверена, что у тебя хватит сил? Александр мне звонил. И в общих чертах все объяснил.
— До сих пор мне хватало сил и не на такое. Сделаем, что сможем. Мне очень хочется оказаться там, наверху.
— Надо кое-что собрать, пойдем, если метеопрогноз не поставит крест на твоей сумасшедшей затее. Ты ела?
— Нет. Я не голодная.
— Нужно поесть.
— Говорю ж, я не голодная.
— Нужно поесть, тут я решаю, ведь я проводник. Если полезешь наверх на голодный желудок, у тебя никакой энергии не будет, и тебе станет плохо. Не поешь — не пойдем.
— Ты не изменилась!
— А ты как думала?
— Ладно, согласна.
— Загляни в холодильник, пока я все соберу.
— Ты зануда.
— Знаю. Но за это ты меня и любишь.
— Знаю.
— Ты тоже хороша — это ж надо так исчезнуть, на целые годы.
— Знаю. Но ты все равно меня любишь.
— Знаю.
Вот, мы снова вместе. Прежняя Бабетта в первозданном виде.
Она улыбалась акуле
Меня трижды вывернуло наизнанку.
Проклятая морская болезнь. На лестнице-то все нормально, плевать мне на пустоту подо мной, но на воде… И подумать только, что это всего лишь озеро.
Старому рыбаку до фонаря было, что я белый как простыня.
— Очень жаль, парень, но коли желаете, чтоб я его догнал, придется газануть, а оттого качка. Наверняка Джульетта вам по сердцу, раз уж вы так в лепешку разбиваетесь. Ваша подружка?
— Нет.
— А что ж вы за ней так гонитесь?
— Она спасла мне жизнь. Я перед ней в долгу.
— Женщины часто спасают жизнь мужчинам…
— А наоборот случается не всегда.
— Почему вы так говорите?
Вместо ответа я покормил рыб в четвертый раз.
Мы едва не потеряли из вида лодку Александра. Потом он появился вновь. Я старался не спускать с него глаз. Думаю, от этого меня меньше тянуло блевать. Он остановился на самой середине озера, за Тононом[34]. Нам потребовалось еще минут десять, не меньше, чтобы до него добраться.