Он уже лежал только тогда и улыбался мне несмело. «Моя, – говорит, – сиделка, да еще мне же за это и деньги еще платит». Я ему тоже улыбалась, а потом плакала в другой комнате, чтобы он не видел, а потом его не стало. В школе же об этом узнали только через год, мне не до того было вначале. Все-таки большие нагрузки в часах, и волновалась я, справлюсь – не справлюсь. Комиссия тогда же с первого круга была, и всем не до того было, как-то мимо всех и прошло. Тофол – так его звали, Тофол Белизер из приморской республики он был вот. Сначала он мне выбил разрешение на замену себя, что если что, то я, мол, вместо него замещаю, а потом уже и ученикам нравилось, а это здесь в школе главное, чтобы учитель дворянам нравился. В этом плане девушка лучше, чем мужчина, ими воспринимается, да и мягче я к его ученикам относилась и отношусь, чем Тофол, он требовательный был…
Я думаю, высокородные и настояли, потом как-то в женском коллективе кое-кто хотел потеснить меня, но ничего у них не вышло из их затеи, а потом, вроде, и привыкли все. Вот и вела, и даже когда уже через год директор узнал про смерть учителя Белизера, просто приказ составили на меня, причем даже не задним числом, и все вот это и продолжается по сей день.
Все, вроде, отстал от меня. Видит, не хочу я об этом говорить. Предлагает чай пить идти в комнату к нему. Идем, он несет пирожные и сам прямо летит обратно за остальным. Что-то мне неудобно стало, да и вспомнилось: что я как королева в конце-то концов. Парень вот бегать будет, а я между прочим не бесплатно все же здесь нахожусь и за немалую денежку. Пойду помогу, что ли, отнесу хотя бы чашки, не переломлюсь ведь, я давно уже не переломлюсь в жизни.
Принес чайник, я отобрала, сама налью, хоть хозяйкой себя в семье почувствую, хоть на мгновение.
Говорю: «Учебники разложи», а я поухаживаю за молодым человеком.
Он не отказывается и раскладывает. Но что-то больно много, и кучей как будто, и не для занятий, а стол лишь бы занять. Не понимаю, а может, задумал что, опять что-то тревожно как-то мне.
Сели, чай пьем, не до занятий ему что-то. По-моему, он ленится сегодня и заниматься не хочет. Точно. Стал расспрашивать меня, откуда я, как и где вся моя семья. Немного рассказала, чтобы только не молчать, немножко, и старалась общими фразами обойтись, но не вышло у меня.
Он как-то сразу догадался, что мать меня выперла из дома, а сама же замуж вышла за купца Тализало, нашего соседа по аулу, и что отцу часто поставлял там всякое всякие товары для пивоварни, а я еще год почти, дура, не верила, а он вон сразу все понял, в чем дело там и тогда и почему мать так со мной… поступила.
Что-то больно он умный мальчик. А мальчик ли он, а то назвала я его мужчиной. Может быть, оно так и есть, как бы чего не вышло тогда. Хоть и мужчина, но… но он же несовершеннолетний ведь еще. Достанется мне, если что, потом от дворянского собрания, да и в храме Всевышнего душу мне пролечат, как они это хорошо могут.
Похвастался, что хочет к энерджазинам попасть. Тоже мне, открытие сделал. Кто к ним не хотел попасть? – сама – мечтательно вспоминая.
Этот Витоли, вроде, даже мореходом согласен быть. Вот это его приперло, ради кого же он старается, молодой да ранний, а то мне уже даже очень интересно стало имя той…
Я проговорилась, что и сама хотела билет купить и даже деньги были, он только улыбнулся на это, вот же ж.
Однако же он стол завалил – а где мы заниматься будем с ним? Вот-вот, этого я и боялась, опять на диван и какие-то веселые картинки смотреть.
Чего? Я только одни знаю «картинки», что таким словом называются, «конь», скотина, показывал их и ржал при этом своим противным, дурацким смехом. Если это они, он у меня сейчас получит, как дам по моз… по голове, сразу все быстро выучит. Нет, стал корабли показывать, фух, а то я забоялась уже, там такое стыдное все про женщин.
Потом что-то про животных, даже интересно мне стало, красивые рисунки и книги дорогие, наверное. Я все порывалась, когда же мы заниматься-то будем с ним.
Он под конец и говорит: «А давай я тебе стихи прочитаю?», и это мне на полном серьезе. Это что же, получается, значит? Я здесь сижу, ничего не понимаю, а он мне свидание здесь устроил.
Сама решила, если глупость расскажет… Знаю я эти коротенькие пошлые стишочки, все мальчишки пятых и шестых классов особенно их наизусть знают, и не важно, дворяне или плебеи, чтоб хорошее знали и выучили, так, как эти стишки. Тогда получит пощечину и или уйду, или будет он у меня диктанты по два часа писать, не разгибаясь, чтоб глупости в голову не лезли больше никакие.
Прочитал, и тут я поняла. Да, лучше бы он пошлые стишки мне прочитал. Я бы поняла: маленький и глупый мальчишка потому что еще, а он стихи прочитал для большой и глупой девочки, оказывается.
Ну, что теперь делать, целуй же в благодарность-то. Он и поцеловал, и не раз. Я просто, вроде, поблагодарить и, честно-честно, и не думала вовсе даже, даже ни о чем таком. Вот нисколько не хотела…
Только давно уже никого у меня не было. Те, кто для души, им я совсем не нужна, а другие мне никак не нужны. Спасибо, обожглась, и не раз даже, а тут как-то все сошлось, и что, а что думать – хватать надо.
Уже все равно, что он малолетка, что нельзя, что, может, его родители придут, что со школы завтра выгонят за такое, а там и из столицы тем более. Уже это ничего и не важно.
Как-то и получалось, я, вроде, и против, и ничего такого не позволяла себе. Он вот кофточку просит снять – и правда же жарко – и остальное тоже потом. Нехорошо, но ведь и правда же мешает, ему, мне, нам, и да, да и еще вот, и да-а…
Он как-то быстро в меня вошел и остановился. Я еще и не почувствовала ничего. Может, передумал, испугался, хотя куда передумал-то сейчас уже, тоже мне, сказала. А нет, это он хорошо, это да…, это правильно… это очень… хорошо. Мысли плывут и, как на волнах, качаются и еще и еще, да, да…, все правильно делает, и как же хорошо, о-о-о-очень.
Очнулась или скорее пришла в себя от того, что рука как-то неудобно подвернулась у меня и у меня за спиной оказалась.
Есть у меня привычка спину царапать в это время, вот он ее за спину мне и засунул, нехороший такой, ой хороший, но все равно нехороший, я отомщу, отомщу, потом когда-нибудь и все равно крепко отомщу.
Я тогда только в себя и пришла. Лежим слегка мокрые и усталые. В голове все звенит и кружится. Всегда после этого такое у меня, только редко у меня оно такое бывало, бывает. Все, думаю, попала, а может, еще и ничего страшного. Да не о том думаю, вон это чудо на меня как мужчина на женщину смотрит.
А я раздетая лежу, и стыдно мне немного. Чуть-чуть, правда, только, потому как уже чего теперь-то стесняться. Хотела в ванную идти, а он: «Куда в ванную – и голой?». Я и глаза открыла: что это он такого сейчас сказал мне?
Он и продолжает: «Голой в ванну нельзя, только на рука х».
Остряк, молодой да ранний, но до чего же приятно сказал. Отнес. Там у них титан газовый, но, правда, холодный был пока. Как мыться, совсем не понятно, холодная же ведь вода. Стоим, холодной водой не хочу, ждать не в ванной же, а греется он долго, я знаю, в общежитии такой же, только он там один на весь немаленький этаж.
