– Ой, мы тут не знали, что и думать, я еду домой и буду тебя ждать. Приезжай скорей! Я тебе люблю.
– Я тоже тебя люблю.
Убрав телефон в рюкзак, она подошла к столу, на котором стоял портрет трёх красивых девочек разного возраста.
– Мои куколки, – сказал олигарх. – Ты куда поедешь отдыхать этим летом?
– Я уже отдыхаю, в дедушкиной сторожке.
– А Египет, Турция, Греция, ну хоть на недельку?
– У нас нет денег, я в Москве-то всего три раза была.
– Правда?
– Да, мы с мамой собираем деньги на памятник бабушке и дедушке, но мама клятвенно обещала, что на следующий год мы обя-за-тель-но поедем на море. Тем более я его никогда не видела, и надо мной смеются в классе.
– Я тебя понимаю, я сам вырос в бараке, в маленьком посёлке лесозаготовителей. Для меня не было геройством в минус пятьдесят выйти на улицу в туалет. Ты вот видела Москву три раза, а я её увидел первый раз в двадцать пять лет! Не расстраивайся, хочешь, махни с мамой в Турцию на пару недель, наш комбинат оплатит путёвки?
– Спасибо, дядя Сережа, но мы, Белкины, гордые.
– Знаю, помню твоего деда. Говорю ему, подпиши бумаги, а мы тебя отблагодарим не по-детски, а он упёрся и ни в какую. Я, конечно, тогда договорился с его руководством, провёл слушания в посёлке по строительству комбината и всё такое прочее, но дед твой так и не прогнулся. Сразу видно – офицер. Я читал его биографию.
– Да, он был такой.
– Только нехорошо, когда гордость переходит в гордыню, ты понимаешь или нет, о чём я говорю?
– Понимаю, отец Андрей, настоятель нашего храма, говорит об этом часто на проповеди.
– А как же вы в лесу-то живете?
– Как-как, вдвоём. Воду носим из колодца, но, спасибо дедушке, пока ещё работает водонагреватель, поэтому можно помыться и посуду помыть тёплой водой.
– И не страшно? Хотя с таким дедом кого бояться? Если только лешего!
– Ещё как боимся, особенно в первое лето после убийства было жутко. Я вообще страшилась из дома даже нос высунуть, и поэтому целыми днями играла на терраске, пока мама была на работе, одна из дома выходила всего-то несколько раз.
– Да, вижу, досталось вам. А почему мама не выходит замуж, у неё женихов-то, небось, как сосен в вашем лесу?
– Это вы лучше у неё сами спросите. А я не знаю, один недавно предлагал ей руку и сердце, но оказался пьющим.
– Запойный?
– Вроде того, закрывался на даче и квасил несколько дней.
– Ладно, обязательно спрошу. Только вот, Алёна Белкина, давай договоримся с тобой следующим образом – я не буду вам помогать. Я буду только платить за проделанную работу.
– Не понимаю…
– Смотри, я ведь обещал вознаграждение? Обещал! Снежана, сколько там было?
– Миллион рублей, Сергей Геннадьевич!
– Вот. Вы с мамой остались одни, кто хоть как-то ищет убийц, ну ещё этот следователь-чудак, но это ему положено по его должностным обязанностям и он за это получает заработную плату. Поэтому вознаграждать я буду вас, согласна?
– Не знаю, всё так сложно, ну, меня вроде устраивает, а как маму, не знаю. Можно, я поеду домой.
– Давай, до субботы, я к вам заскочу, посмотрю, чем помочь по хозяйству.
Олигарх глянул на блестящие часы, затем на ноутбук с яблоком:
– Тебя устроила наша встреча?
– Да. Спасибо, до свидания. А можно я возьму с собой немного конфет и фруктов, очень есть хочется.
– Бери хоть вместе со столом, – он повернулся к Снежане и показал на неё пальцем. – Этим, с детства зажравшимся, нас не понять. Погоди, может, ты пообедаешь, я сейчас приглашу моего повара.
– Нет-нет. Там, наверно, меня все ждут. До свидания, дядя Серёжа.
– Счастливо, Алёна.
Девочка набрала конфет и пирожных, а ещё в рюкзак положила связку бананов. Олигарх что-то сказал Снежане и, помахав Алёне рукой, вышел из кабинета.
– Поедем, вундеркинд.
– Да, надо торопиться.
Они вышли из дома. Садясь в машину, Алена на прощанье бросила взгляд на белые колонны и на ажурную ковку, львов и атлантов, поддерживающих балкон, и скрылась за тонировкой стекла. Внутри был только водитель, амбалов не было. Они тронулись и без остановки покинули усадьбу, затерявшись среди автомашин. Водитель оказался другим, он молчал и только смотрел на дорогу. Снежана молчала, уставившись в окно, хотя девочке казалось, что она прячет слёзы.
Обратный путь всегда короче, особенно в детстве, кажется, что планета на вздохе съёживается, давая возможность путникам поскорее вернуться к родному порогу. Вот и сегодня всё повторилось. Вскоре перед глазами девочки замелькали знакомые ёлки и тополя, а следом чёрная, блестящая на солнце автомашина вынырнула из-под веток на полянку около лесной сторожки, – такая нелепая, именно здесь, в глухом лесу, словно летающая тарелка инопланетян, выбравшая для первого контакта с землянами, вместо Красной площади, лужайку перед старым домом.
Увидев машину, из дома стрелой выскочила Мила и, гремя калиткой, подбежала к дочери, выходящей из машины. Она молча осмотрела и ощупала девочку, безумными глазами вглядываясь в глупую улыбку девочки, словно желая прочитать на бледных губах, что сегодня с ней произошло.
– Ты вернулась, я думала с ума сойду или руки на себя наложу. Прокляла, что согласилась на это.
– Мам, всё хорошо, да ты что?
– До свидания, – учтиво сказал водитель, закрыл за девочкой дверь, и машина уехала.
– Убирайтесь отсюда, – сказала Мила, не отводя глаз от дочери. – С тобой, правда, всё нормально? Может, вызовем полицию или следственный комитет? Я думала, тронусь, когда Эдик позвонил. Кто мог представить, что они тебя среди белого дня похитят!
– Да всё нормально, дядя Серёжа не убивал бабушку и дедушку, я его аж целых два раза спрашивала!
– Всё, ни слова, ни о каком расследовании! Всё! Я больше не отпущу тебя никуда. Я сняла со счёта все деньги, возьму отпуск, купим путёвки и уедем в Турцию, до школы! Я боюсь за тебя и вообще не могу здесь находиться, меня уже трясёт от этих ёлок, деревьев, огорода!
– Мама, а как же памятник? Ты что!
– Господь меня простит. Мы и так за последние три года были многого лишены.
Они зашли в дом. Неожиданно на поляне вновь появилась инопланетная машина, и из неё вынырнул водитель:
– Извините, вы забыли свой рюкзак.
– Иду, – крикнула Алёна и выбежала. – Спасибо.
Забрав рюкзачок, она закрыла калитку на щеколду и вернулась в дом. Машина уехала.
Хотелось есть, но на ужин ничего готово не было.
– Плохо, что сюда нельзя заказать пиццу, да, мам?
