Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Самое интересное, что в часть этих идиотских россказней поверил и Вишневецкий. Впрочем, на его повышенную восприимчивость, наверно, оказывало свое влияние и ежедневное вкалывание на участке строящейся железной дороги, и не очень хорошая пища, изредка обогащаемая подкормками со стороны, и многое другое. Кроме того, у Бориса Леонидовича на тучной ниве ненависти к системе была взлелеяна и наконец вызрела одна совершенно роскошная идея фикс, которая при иных обстоятельствах никогда не запала бы ему в мозг. В один прекрасный вечер Борис Леонидович, только что вкусивший свою порцию разваренной плохонькой рыбы и китайской бурды в качестве ужина, отловил Илью неподалеку от так называемого «гильдыма» – барака, где жили зэки, отказывающиеся от работы. «Отрицаловка». Блатные. Словом, где жил и Лед.
Историк вынырнул на Каледина бесшумно и из-за спины, как кентервильское привидение:
– Илья!
– Фу ты… отойдем, что ли. Судя по твоему эффектному появлению, у тебя дело?
Сели на обломке бревна неподалеку от «колючки».
– Илья, я хотел бы как-то отблагодарить тебя за твое участие в моей судьбе.
– С чего ты решил, что я тебе помогаю, Леонидыч? А с Крестом просто так вышло, он давно не жилец был, запущенная чахотка у него была, еще в старое время нажил на киче. Я на таких уже насмотрелся. Сегодня кашлянул, а завтра – айда! – и ногами вперед.
– Я тоже на всяких насмотрелся, – отозвался Борис Леонидович, – и еще восемь с хвостиком лет смотреть. Звери. А помогаешь ты мне самим фактом того, что ты здесь есть. Что ты здесь в авторитете, а мне, каэру, отчего-то благоволишь. Знают то и кумовья, и парнишки из блатных, которым человечка на ремни порубить – как высморкаться. Напрямую, конечно, никто не скажет, а так лишний раз и собаку не натравят, и норму не удвоят, и, если что, не порешат и не захоронят под насыпью, как уже пару-тройку раз на моих глазах бывало. Вот за то и спасибо говорю.
Лед пересел к нему поближе и, бесцеремонно взяв за ухо, шепнул:
– Что ты разгоняешься, мямлишь? Говори, если что надо! У тебя что-то есть? По глазам вижу, что хочешь что-то мне сообщить. Или опять какой косяк или прогиб за тобой? Отмазывать в очередной раз не буду, не в масть.
– Да нет… Я тут подумал. Тебя ведь посадили с конфискацией?
– Так у меня ничего и не было.
– У меня тоже. Дело в том, что мне дали срок… не за то.
Вот тут Илья крепко схватил Вишневецкого за плечи и крепко тряхнул:
– Ну? Ты это сейчас к чему сказал? Мне твое прошлое, мое прошлое и особенно наше совместное прошлое вот уже где стоит!.. – Он взял себя двумя пальцами за горло.
– Ну почему же совместное? Я хотел рассказать о своем личном прошлом. Дело в том, что меня действительно посадили не за то. Если бы меня не посадили, то я попал бы в состав археологической партии, которая должна вскрывать могилу самого Тамерлана…
– Тебя ветерком не прохватило? Шпалу на тебя не роняли?
– Н-не роняли. Я не стану сообщать тебе подробностей. Достаточно того, что не все найденное мы сдавали по описи… куда положено. Во-первых, там сидел этот хмырь… эта скотина… этот жалкий недоучка….
– Ну, я понял. Замечательный гражданин Фомичев, проверявший на антисоветчину тексты первого тысячелетия.
Борис Леонидович смахнул с лица пот:
– Он самый! Там вот, за два дня до ареста я обнаружил очень ценную находку. Она, конечно, ценна и с научной точки зрения, но, думаю, и в денежном эквиваленте стоимость будет очень внушительной. Словом, в пласте потенциального захоронения я нашел ларец, а в нем монеты, камни и драгоценности эпохи… Впрочем, какая разница, какой эпохи? Для этих ценностей нет понятия времени!
– Ясно, – после паузы сказал Илья, – не вынесла душа поэта, как вот недавно у местного сочинителя блатной лирики Клепы, которому отбили почки. Пробуете на себя роль аббата Фариа, а мне, соответственно, щедро отмеряете роль Монте-Кристо? Жалко, в условиях Советской России такие условности давно и безнадежно не канают. Тем более, – добавил он выразительно, – даже если бы вы говорили правду, это ничего не меняло бы. Вспомните, сколько нам еще сидеть. Особенно – мне. Насколько я понимаю, вы мне предназначали эти щедрые дары. Для какой-нибудь благородной цели, типа отдачи в общак для грева на зонах пацанов и братвы? Ох, Борис Леонидыч…
– Да хоть и в общак, – угрюмо отозвался Вишневецкий. – Я так понял, что ты мне не веришь, Илья.
– Да верю я тебе… – пробормотал Каледин. – Только тебе, может, в этом тухлом месте и верю. Разговоры в пользу бедных. Груда веков, Тамерлан… Мне самому будет, как Тамерлану, когда я отсюда выберусь. Ему-то, поди, уже не нужны деньги?
Оба долго молчали. В гулком воздухе далеко и упруго разносились крики начальника режима лагеря старшего лейтенанта Дурного (с ударением на первый слог – дал же бог фамилию!), распекавшего нерадивых зэков. Мимо прошмыгнула стайка заключенных, покосилась на сидящих на бревне людей, но, различив лицо Льда, поспешила испариться.
Наконец Борис Леонидович сказал:
– Про Тамерлана – это была моя мечта. Увидеть подлинного эмира Тимура, по костям черепа воссоздать его исторический облик… Конечно, все это сделают, пока я сижу вот тут, а если что-то и помешает эксгумировать тело великого завоевателя, то… то меня теперь все равно никто не допустит к настоящей работе. А может, и хорошо, что мечта никогда не сбудется. Есть предание: кто потревожит прах Тамерлана, тот выпустит демонов войны, и начнется самая страшная война в истории. Я слышал это предание в Самарканде в чайхане…
– Надеюсь, в ответ ты успел любезно рассказать о своей ценной находке, Борис Леонидович?
– Зря смеешься. Хотя в наше время и в этом месте в самом деле сложно верить во что-то. Ну, я пошел, – вымолвил Вишневецкий.
…Знаменитый ученый-антрополог Михаил Герасимов, которому в результате выпала честь вскрыть могилу эмира Тимура, в данный момент находился и работал не так далеко от них, в Иркутском университете. В день, когда в далеком Самарканде он все-таки тронул кости завоевателя, календарь показал красивую красную, воскресную, дату: 22 июня 1941-го.
6В августе 1941-го в забайкальское ИТУ, где содержались Каледин и Вишневецкий, приехала высокая комиссия. Среди привычных полномочий, приданных подобным делегациям, была у товарищей из Москвы еще одна высокая обязанность: предложить ряду заключенных, в особенности из числа тех, что имеет близкие к погашению судимости и не очень тяжкие статьи, искупить вину перед Родиной – кровью. Ради такого случая начальник лагеря капитан Коровин выстроил весь личный состав лагеря – персонал, охрану, административные единицы, вольнонаемных – и самих зэков на плацу между двумя смотровыми вышками. Комиссия из Москвы прогулялась вдоль рядов, отсматривая человеческий материал. А потом главный «рекрутер» произнес пламенную речь, пересыпанную ссылками на обожаемого товарища Сталина, которая сводилась к следующему: в тяжелую годину, когда Родина сошлась в смертельной схватке с немецко-фашистской гадиной, с красно-коричневой чумой, каждый – даже тот, кто за свои преступления заслуженно ущемлен в своих гражданских правах, – обязан идти и телом закрывать страну.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
