Они касаются друг друга кулаками, а потом Фрэнк поворачивается к маме.
– Теперь твоя очередь.
– Хорошо. – Мама откашливается. – Линус, я волновалась и боялась, извини, что сорвалась на тебя. Я просто все неправильно поняла. Я прекрасно знаю, насколько ты добр с Одри, и мне остается лишь попросить прощения.
– Ага. – Линус смущается еще больше. – Слушайте, это не обязательно, – говорит он, оглядывая всех нас. – Я понимаю, что у вас было нелегкое время.
– Но нам так хочется. – У мамы внезапно дрожит голос. – Линус, мы все тебя очень любим. Мне не следовало на тебя кричать. Но время действительно было трудное, и мне очень жаль.
– Извини! – выкрикивает Феликс, который все это время ел песочное печенье. – Надо извиниться перед Линусом. – Братишка счастливо улыбается. – Извини, Линус.
– Феликс, тебе не за что, – отвечает тот.
Феликс смотрит на Линуса, склонив набок свою голову-одуванчик, словно пытаясь понять, что мы все тут делаем.
– Мама отрезала тебе волосы? – говорит он, словно все понял. – Ты плакал? Бен плакал – от счастья.
– Нет, Феликс, мои волосы никто не трогал, – изумленно говорит Линус.
– Бен плакал от счастья, – повторяет Феликс.
– Ну, я сказала, – возвращается к прежней теме мама. – Крис, теперь твоя очередь? – Она смотрит на папу, тот несколько удивлен. Может, он не понял, что бы будем извиняться все по кругу.
– Гм, ага, ага, вот все, что она сказала, – он машет рукой в сторону мамы, – и меня туда приплюсуй. Понятно?
– Понятно, – отвечает Линус с едва заметной улыбкой.
– Линус, помимо прочего, в качестве компенсации мы хотим сделать тебе небольшой подарок, – говорит мама. – Что-нибудь на память. Может, сходим в театр или в парк аттракционов. На твой выбор.
– Можно выбрать что угодно? – Линус загадочно смотрит на моих родителей. – Что захочу?
– Ну, в разумных пределах! Чтобы не чересчур дорого…
– То, о чем я думаю, много не стоит.
– Отлично! – сразу же соглашается папа, и мама сурово смотрит на него.
– Я хочу на отборочном туре в «Завоевателей» играть с Фрэнком, – говорит Линус. – Это мое самое большое желание.
– Ой. – Мама в замешательстве. – Правда?
– У тебя уже другая команда, – хрипло говорит Фрэнк. Судя по тому, что он даже взглянуть на Линуса не смеет, брат очень растроган.
– Я хочу играть с тобой. А у моих есть запасной. Я им не нужен.
– Но нашей-то команды уже нет! – восклицает Фрэнк, и по голосу слышно, какой он несчастный. – У меня ни компа, ни команды…
– Это пока, – вступает папа, пузырясь от радости, – это пока. – И улыбается Фрэнку, словно сумасшедший.
– Что? – Фрэнк смотрит на него, ничего не понимая.
– Компьютера нет пока. – И папа по-своему странно ему подмигивает. – Но жди большую коричневую коробку, больше я сказать не могу. Только в мою почту не лазь.
– Что? – Брат опьянен надеждой. – Серьезно?
– С условием, что ты будешь соблюдать наши правила и останавливаться, когда мы тебе скажем, – говорит мама. – А в случае чего он тоже вылетит в окно. – И довольно ухмыляется. – Можешь не сомневаться. Я это сделаю.
– Что угодно! – Фрэнк едва может говорить. – Я готов на все, что угодно!
– Так что сможешь играть в свою игру, – продолжает папа, который, похоже, так же счастлив, как брат. – Я прочитал о ней статью в «Санди таймс». Похоже, это серьезное предприятие, да?
– Да! – восклицает Фрэнк, имея в виду «наконец-то!». – В Корее она официально признана зрелищным спортом. А в Штатах на нее дают стипендии. Как настоящим спортсменам.
– Энн, тебе бы стоило это прочесть, – рекомендует папа. – А приз какой, шесть миллионов баксов? – Он с ухмылкой смотрит на Фрэнка. – И вы его выиграете?
– У нас команды нет. – Фрэнк внезапно падает духом. – И не соберем. Осталось всего около недели.
– Может, Олли? – предлагает Линус. – Он для двенадцатилетнего неплох.
– И я, – импульсивно предлагаю я. – Ну, если захотите.
– Ты? – с презрением говорит Фрэнк. – Да ты дерьмово играешь.
– Но научиться-то могу, наверное.
– Да! – соглашается мама. – Она может научиться. Проблема решена. – Она смотрит на часы, потом на Линуса, потом на меня. – А теперь мы оставим вас наедине, чтобы и Одри… ну… – Она смолкает. – В любом случае, мы вас только смущаем.
На самом деле никто не смущался, пока она не заговорила про смущение. А теперь мы с Линусом выжидаем в неловком молчании – все встают, Феликс роняет печенье, требует еще одно, папа начинает искать свой «Блэкберри», мама напоминает, что он его с собой и не брал, и я их, честно говоря, люблю, но что же они меня так напрягают?
Я выжидаю, когда они уйдут окончательно и за ними закроется стеклянная дверь. После чего поворачиваюсь к Линусу и как следует смотрю на него.
– Познакомься, мои глаза, – тихонько говорю я. – Что скажешь?
– Они мне нравятся, – с улыбкой отвечает он. – Я в них влюблен.
Мы сидим и смотрим, смотрим друг на друга. Я чувствую, что между нами возникает что-то новое, какая-то большая близость, чем раньше. Глаза в глаза. Это самая сильная связь в мире.
– Прости меня, Линус, – говорю я наконец, стыдливо отводя взгляд. – Я должна была послушать, ты был прав…
– Перестань. – Он кладет свою руку на мою. – Ты уже сказала. Я тоже сказал. Достаточно.
Он прав. С моего возвращения мы написали друг другу триллионы эсэмэс. (Мама только не должна этого знать, потому что мне полагалось «отдыхать».)
– Значит… все хорошо?
– Ну, это как посмотреть, – отвечает Линус, и меня против моей воли охватывает страх.
– На что?
Пару секунд Линус задумчиво смотрит на меня.
– Все зависит от того, сможешь ли ты спросить у той блондинки через три столика, как пройти к цирку.
Давно я так не хохотала.
– К цирку?
– Ты же слышала, что цирк приехал. И тебе до жути хочется его увидеть. В особенности слонов.
– О’кей. Хорошо. – Я встаю и делаю ему реверанс. – И я без очков! Глаза видно!
– Да. – Он с улыбкой смотрит на меня. – Я в них влюблен.
– Влюблен? – Я расцветаю. – Влюблен в них?
– В тебя.
У меня сдавливает горло. Линус смотрит мне прямо в глаза, и я не сомневаюсь в том, что он сказал.
– И я, – выдавливаю я. – Тебя.
Мы тонем в глазах друг друга. Мы как голодающие, которым достался торт со взбитыми сливками. Но он бросил мне вызов, и я не сдамся, ну уж нет. Так что я вынуждаю себя отвернуться от Линуса и отправляюсь докапываться до той блондинки по поводу цирка. Пока мы с ней разговариваем, я в его сторону даже не смотрю. Но постоянно ощущаю на себе его взгляд. Как солнечное тепло.
